203 засыпали мерзлыми комьями. Ни слез, ни высказываний. Только добродушный и всегда деловой Коныгин сказал: – Был Швиненко, бац... и нет Швиненки. А хороший был мальчонка, послушной... Едем на Черняхово. «Едем», налегая «на колеса» своей повозки, нагруженной катушками связистов, рациями, стереотрубами и нашими сидорами, то есть вещмешками. Наша Пуля, дорогая, близкая сердцу светло-рыжая лошадка, везет эту повозку так же, как полтысячи километров везла ее на марше, цепляясь за скользкую дорогу маленькими мохнатыми ножками, падая на колени и подымаясь, падая и вновь подымаясь. Поздно вечером прибыли в Черняхово. «Тащим» Пулю к домику маленького радушного старичка Степана Матвеевича. Расквартировываемся. Хозяин растапливает печь и всаживает в нее два добрых чугуна с картошкой. Но пришел лейтенант – комендант этой прифронтовой деревни. – Кто вас сюда вселил? А ну, выметайтесь! Почему самоуправствуешь, младший лейтенант?!. – Да куда же я со взводом! – упирается Наливкин, – люди только что с передовой... Помогаю младшему лейтенанту: – А нас сюда пригласил в гости дедуся. Правду я говорю, Степан Матвеевич? – Истинная правда, – трясет бородкой дед. – Никаких разговоров! – нажимает лейтенант. – Освобождайте помещение. Обдумываю, как бы воздействовать на коменданта, чтобы не выгнал. Спрашиваю Болдырева: – Ты Майсурадзе не видел сегодня? – Какого еще Майсурадзе? – недовольно бурчит Болдырев. – Ты не знаешь Арчила Семеновича?! восклицаю. – Слышите? Он начальника политотдела дивизии не знает! Да это ж мой старый знакомый. Помнишь, рассказывал? – А, это тот, что тебе картошки дал? – Да, тот самый. Приглашал в любое время заходить, – бравирую все больше и больше. – Так что вспомнил я сейчас про него и
RkJQdWJsaXNoZXIy ODU5MjA=