Курская битва в историко-культурной памяти

211 скажи, что на деревьях-то делаешь? – Наблюдаю. – За кем? – За фрицами. Да и за вашим братом – тоже. Я знаю даже, что вы ночами делаете. – Но?! Всё чудишь. – И к своим спутникам: – Это мой дружок по Чите. Садись, ребята. Поговорить надо. Сели на траву. Спрашивает: – Так что же мы по ночам делам? – Как мышки норки роете. – Как в воду смотрел! Какую ноченьку роем... Во как осточертело. – Он провел ребром ладони по подбородку и тут же: – Но надо... Скажи, кто из наших, читинских-то, живой? – Петро Шелепов, Колька Бородин, Сашка Митрошкин, Степка Злочевский... – Стёпка?! Ну, как он? – Как бог. Вон там, у леса, откуда ты шел, их пушки. А мы – их глаза и уши. – Ух, ты! Я мимо Степки проходил? – Проходил... Ну, а ты-то как? Затянулся цигаркой Губарев, чуть отмахнул рукой: – Да ничё. – Пехота. Полтыщи прошел, еще охота?.. – Теперь ничё вроде бы. А зимой чуть копыта не отбросил. – От голодухи? – Не, подранило, когда в атаку бежал... Это когда и самого Еньшина подкосили по ногам. Он с нами «ура» кричал. Слышал? – Знаю. – Ну, так во. Оглянулся, вижу: упал комдив. Кто-то к нему, а я бегу. Метров полста пробежал – чую, горячо в ноге и мокро в валенке. Успел одного фашиста штыком. Ну а другой – меня прикладом по затылку... Очнулся, когда уже вышибли фашистов из траншеи. Брат, Мишка, перевязал. И пополз я. Потом один корешок на горбу меня пёр. Легкое у него ранение – только ухо срезало... Так и очутился я в санбате. Ногу подморозил. Хотели оттяпать, да не дал. А через полтора месяца – опять в восьмую роту. – Не раскаиваешься, что на фронт угодил?

RkJQdWJsaXNoZXIy ODU5MjA=