КУРСКАЯ БИТВА В ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНОЙ ПАМЯТИ 212 – Ничуть. – А что тебя тянет в восьмую? – Да брат же, Мишка, там ротным был. – А где теперь он? Потупился Колька и тихо: – Месяц уже... мина голову оторвала. Помолчали. – Ну, пойду я. Теперь знаю, где ты. Отпрошусь когда-нибудь у, ротного и наведаюсь. А насчет фашистов у меня особо. Я рассчитаюсь с ними за братана... – Приходи, – подаю руку. – К Степке свожу тебя... к ребятам... Ушел Губарев. А я вспомнил Новосибирск, где формировалась наша сибирская и где, встретив своего близнеца Мишку, откололся от нас Колька. Ушел Губарев, а я остался в глубоком раздумье. Не поверил я ему о ранении комдива Еньшина. Не так это было. Не бежал он тогда в атаку в наступающих боевых порядках и «ура» не кричал. Он, конечно, мог бы и это. Но ранило его в хуторском домике, когда он по радиостанциям давал указания наступающим полкам. В то время запеленговал противник командный пункт дивизии и «накрыл» артогнем. Словом, кого-то другого принял за комдива Губарев. Но врать он не стал бы, если б знал, что бежал рядом с ним не комдив... А возражать его неправде я не стал. Потом когда-нибудь поговорим, разберемся. Во-вторых, вспомнил я, что Колька Губарев сыграл важную роль в моей судьбе. Да и не только в моей, в судьбе десятерых таких вот, как я, сибирячков – курсантов из первого отделения второго взвода Читинской полковой школы. Пожалуй, не попали бы мы в 140-ю, если бы не случай, в котором главное лицо Николай Губарев. Дело было так. В одно зимнее морозное утро полковая школа была поднята по тревоге и в полном составе вышла в марш-бросок на семьдесят пять километров через читинские заснеженные таежные сопки в сорокаградусный мороз. Нелегким был марш-бросок. Особенно туго пришлось нашему отделению, которому по стечению каких-то неизвестных
RkJQdWJsaXNoZXIy ODU5MjA=