КУРСКАЯ БИТВА В ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНОЙ ПАМЯТИ 224 Сквозь зловещий грохот, визг и вой снарядов и бомб, сквозь стоны и крики, сквозь весь этот кромешный ад, кричу в трубку команды; которые, то и дело наклоняясь, в ухо мне кричит Прамонов: – По пехоте!.. Батареей!.. Взрыватель – осколочный!.. Прицел девять – восемь!.. Восемь снарядов!.. Огонь! А в крепко прижатой к другому уху трубке слышу, вернее больше представляю, чем слышу, охриплые, сливающиеся в одну команду голоса командиров орудий: «О-гонь!..» Слились в единое «трр-а-х-х» и выстрелы четырех пушек. Мысленно вижу, как подпрыгивают от выстрелов орудия, извергая из жёрл и раскаленных камер клубы огня и пороховой гари, как летят где-то в воздухе стальные «огурцы» и как вместе с сотнями других взлетают столбы дыма и земли. Все это повторяется снова и снова. И вдруг, оторвавшись от стереотрубы, Прамонов показывает шесть пальцев: Прицел меньше шесть! Огонь!.. Кричу в трубку то же самое. С тревогой догадываюсь: уж если прицел меньше шесть – значит, еще на триста метров ближе вражеские танки и пехота. Они вот-вот ворвутся на нашу передовую... Ее и огневиков третьего дивизиона нашего полка теперь бомбят «юнкерсы». Это четвертая танковая атака на участке Читинского полка. Нашему второму дивизиону пока везет: «тигры» не смяли еще третий дивизион, будто вросший в землю на прямой наводке. Потому и наша, четвертая прамоновская, и пятая батарея старшего лейтенанта Камышана, и пушки-гаубицы шестой капитана Соловьева бьют с закрытых позиций. Но видно по всему, что придется и нашим пушкарям лоб в лоб удариться с бронированной лавиной. Устоят ли на равнине, «наденут ли намордники» «тиграм» и «пантерам», и другим взбесившимся зверям мой друг-новосибирец старший сержант Злочевский и его собратья-огневики?.. Но Прамонов смахивает кистью руки с глаз слезы, потирает ладони и с удовольствием гнёт в адрес гитлеровцев красивыйкрасивый. как мне кажется, мат. А затем наклоняется ко мне: – Прицел больше шесть! Огонь!
RkJQdWJsaXNoZXIy ODU5MjA=