229 дальше. – Правильно, сержант, для начала прощупать моральный дух, – подбадривает подполковник. – А. теперь спроси, почему он перешел. Молчу, вспоминая, как по-ихнему «почему». Ах да, – «варум». Ну, а остальное – на арапа. – Варум ком плен? Понял немец. И пошел, и пошел чесать, заикаясь от спешки и жестикулируя. Ни бельмеса не понимаю. Вот, думаю, влип в историю!.. Долго, долго говорит немец, а я – нихт ферштеен. Усек несколько слов: «фердинанд», «гот», «полянт», «Москау», а к чему они – «не знаю». – О чем глаголит? – нетерпеливо спрашивает Иванов. Пожимаю плечами... Подходит заместитель командира дивизиона по политической части капитан Чернов. – Феноменально! – восклицает. – Очень важный факт... И начинает пересказывать. Оказывается, их командир шестого июля проводил в роте беседу, чтобы воодушевить солдат, растерявшихся после первых боев. Он говорил, что немецкая армия сильна, как никогда, и что она за несколько дней сокрушит эту последнюю твердыню русских. «Тигры» и «ферди нанды» сломят ее мощным тараном. Огромна сила и у артиллерии. Только за один день боев на Курском выступе ею израсходовано снарядов больше, чем за всю польскую кампанию. А сколько на русских сброшено бомб!.. После столь веских примеров он, Курт, задумался. Столько снарядов и бомб, такие мощные танки, а продвинулись чуть-чуть. А жертв – только богу известно!.. Двинулись уверенно. Но вошли в пшеницу, а поле-то оказалось вдруг и пшеничным, и.... минным. И начали взлетать на воздух. Почти каждый пятый танк в атаках первого дня взорвался на минах или был подбит артиллерией. За день пять раз русские отбрасывали атакующих. Семнадцать человек осталось в роте... И засомневался тогда Курт: хватит ли до Москвы снарядов, танков и солдат? Засомневался и стал ждать случая, чтобы
RkJQdWJsaXNoZXIy ODU5MjA=