237 подбрустверном блиндажике, вопит: – Дра-а-пают! Дра-а-а-пают! Отпихивая Болдырева от щели «окошечка», веду биноклем по склонам Молотычевских высот. В прогалинах от дымных клубов вижу, как разворачиваются и ползут от Молотычей танки. Да, ползут! Но не все. Многие остаются на месте, не могут идти. А за теми, что удаляются, движется огневой смерч. Еще вижу, как со стороны Молотычей, появившись будто изпод земли и прижимаясь к огневому валу артиллерии, пошла за отступающими другая лавина танков и пехоты. – Контратака! – кричу я, вбегая в блиндаж комбата. – Не прошли, – твердо и спокойно говорит Прамонов, не отрываясь от стереотрубы, и тут же еще тверже добавляет: – А мы пройдем! В июле 1983 года я побывал в Курской области на встрече с однополчанами нашей бывшей 140-й Сибирской дивизии, с боями прошедшей от Ельца до Праги. Участвовал в торжествах, посвященных 40-летию Курской битвы. На одной из Молотычевско-Тепловских высот, где установлен Памятный знак павшим воинам 140-й, был на митинге. Потрогал рукой отлитые буквы надписи на памятнике: «Сибирская Новгород-Северская ордена Ленина, дважды Краснознаменная орденов Суворова и Кутузова стрелковая дивизия. 7–14 июля 1943 года на рубеже Самодуровка – Теплое – Погорельцы стояла насмерть, чтобы жили вы». Вечером в школе села Игишева (бывшей Самодуровки, переименованной в память героя-артиллериста) звучали фронтовые песни. Одна из них была прервана. Когда прозвучали слова «Нас оставалось только трое из восемнадцати ребят», бывший солдат 5-й роты 283-го полка, старый горняк из города Шахты Дмитрий Данилович Гумбик (по-нашему, фронтовому, Дима) сказал: «Из ста двадцати восьми...». – И подтвердить кто-либо может? – А вот он, наш ротный-то, лейтенант Саша Болонин подтвердит. Болонин подтвердил. И еще кое-что добавил. В частности: – 1972 солдата и офицера нашей дивизии лежат под
RkJQdWJsaXNoZXIy ODU5MjA=