Созидание - стиль жизни: к 75-летию Н. И. Гребнева

67 собеседника. А юмор носовский! Не заготовленные впрок «импровизы» патентованного остряка – добродушная ирония мудреца, порой приправленная горечью. («–Ну что ж, буду сидеть в профиль, бритой стороной к тебе... Понимаю, смешно на меня недобритого смотреть, хотя недельная щетина нынче в моде. Отчего я неухожен, зарос? Ты думаешь, дел невпроворот или обленился? Гостей давно нет! То, что я в гости не хожу – полбеды. Беда, если гости не идут!») В последние годы Носова, подтачиваемого возрастными хворями и так и не зарубцевавшимися до конца фронтовыми болячками, оберегали как могли. От бытовых хлопот, от назойливости любопытствующих, от необязательных официальных торжеств, на коих чиновники хотели видеть писателя этаким «свадебным генералом»... Но и с близкими по духу людьми он встречался все реже и реже, что было мучительно для того, кто не привык жить вполнакала. «Он нуждался в общении, – пишет Николай Гребнев, – и особенно в закатную свою пору, которую сознавал, чувствовал как неизбежность, но не хотел принимать еѐ, как всякий земной человек». ...Как всякий земной человек. Однако судьба по-настоящему большого писателя такова, что со своим последним вздохом он не прекращает общаться с современниками и потомками – прежде всего собственным творчеством, но и не только: воспоминания соратников, что вели с ним неспешные «беседы при ясной луне», словно дополняют созданное Мастером мозаичное панно новыми и ценными «камешками». В своем видении литературы Гребнев отдает заметное предпочтение журнализму в противовес «чистой беллетристике». И нельзя сказать, что профессия наложила тут свой неизгладимый отпечаток – просто «жизнь так насыщена событиями, так богата на сюжеты, что нет нужды иметь чересчур развитое воображение». Взяв за основу бытовой случай, анекдот (в старом понимании этого слова), автор пишет изящную зарисовку, демонстрируя незаурядный дар рассказчика, – «Не имел ста рублей» и «Как мы в Тускари ловили рыбу». А вот «Христово Воскресение на Глинище», пожалуй, можно отнести к жанру повести; вещь многоплановая, полная выразительных деталей, с яркими характерами. Есть у Гребнева еще один «персонаж» – любимый, сквозной (даже на обложку угодил, не говоря уж про фотоиллюстрации в тексте) – река. Это и Сейм, и Тускарь, и вообще русская речка – магнит для записного рыбака, услада для природолюба. «Летний Сейм величав и спокоен. В широкую голубую ленту плеса опрокидывалась лучезарной глубиной небесная благодать. Пологий противоположный берег – весь в кружевах ивняка и ольхи. Отсюда, с подсолнечной стороны, он выглядел особенно привлекательно первозданной чистотой песчаного намыва». Нет, не случайно большинство поведанных нам историй, так или иначе, связано с рекой (и памятная рыбалка с Евгением Носовым, и найденный у Сейма злополучный «полтинник», и потрясающий воображение аборигенов Щетинки карп-атаман...) – разворачиваются на милых сердцу русских берегах.