Воспоминания Михаила Семеновича Лагутича
(член Союза писателей России, краевед)

     Неожиданно для себя Асеев в 1948 году получил письмо от Льговского краеведа С. В. Лагутича (отца М. С. Лагутича ). Переписка не носила регулярного характера и, к сожалению, сохранилась не вся. Мне известны 3 письма: 10.08.48 г., 29.01.49 г., 30.04.58 г. и отдельное письмо пионерам от 07.03.61 г. Все они были переданы в музей Асеева.
     Позже эти письма цитировались и в центральных изданиях. В письме от 10 августа 1948 года Асеев обещает отыскать и прислать ставшие библиографической редкостью первые издания книг с его стихами: «... книги Вам постараюсь добыть – запрошу букинистов». Затем он сообщает о своем намерении побывать в родном краю: «...Во Льгов я обязательно приеду. Во второй половине сентября, числу к 20-25. Идет?». Но он так и не приехал. Из Москвы шли фотографии, книги. А одно из самых интересных писем просто нельзя не привести:
    «Здравствуйте, Семен Викторович! Задумали Вы хорошее дело – написать о нашем родном городе, освежить его историю, которая является частицей истории всей нашей области, богатой своим прошлым. Курская область – древний рубеж России, принимавшая на себя удары ордынских набегов первою, была щитом всей нашей земли. И недаром в названиях ее поселених до сих пор звучат забытые смыслы. Взять хотя бы имена ее городов: Рыльск, Суджа, Обоянь, Путивль – все это дышит какой-то забытой историей. Рыльск врылся в землю, защищая ее от набегов, Суджа - место судебных разборов дел округи, Обоянь несет в себе значение объятности, обояния, т. е. власти, обладания. О Путивле говорить не приходится - он еще в «Слове о полку Игореве» упомянут. Даже названия сел у нас необычно образны: Люшенка, Сугрово, Городенск, все они что-то значили первоначально, большинство из них овеяно какой-то поэтической образностью. Что касается самого Льгова, то смысл его имени нужно отыскать и разгадать исторически. То ли это было древнее поселение Ольгово, то ли даны были ему какие-то льготы и отсюда стало его название... Все это значительно и интересно не только для Курской области, но и шире. Я рад, что находятся земляки, любящие свою родину и желающие поднять с наших мест дымку исторической затуманенности.
     Что касается моей особы, то сведения обо мне весьма просты. Я родился и провел свою юность в домике, что выходил окнами на выгон перед Слободкою, прямо в конопляное поле... Справа был квартал, занимаемый домом помещика Борзенкова. Слева был домик, помню фамилию Воробьевых. Дед мой, Николай Павлович Пинский, был смотрителем городской больницы. Он был страстный охотник, рыболов, пропадал по неделям в полях и на реке. Он сам был из Орла. Бабка, Варвара Степановна Пинская, была еще крепостной крестьянкой, вышла замуж за деда по страстной любви: он ее, кажется, и выкупил из неволи. Мать умерла рано, отец – страховой агент – все время был в разъездах, да и женился он во второй раз скоро, так что дед и бабка, собственно, и были моими воспитателями. От деда я получил в наследство любовь к воле, к полям и лесам; от бабки – рассказы о крепостном праве, о давней жизни и быте. Она была неграмотна, но памятью обладала превосходной. Была добра, работяща и в молодости, должно быть, очень красива. Моя память о Льгове самая добрая, несмотря на то, что быт в нем тогда был довольнотаки страшноватый, как и во всех уездных городах России: власть исправника почти неограниченная в своем произволе, купечество из старообрядцев, кулачные бои, горькое похмелье ремесленников, самодурство и чванство окрестных помещиков. Но густые заросли конопли, в которую мы мальчишками забирались, как в девственный лес, но близость лесов и свежее дыхание реки, близость к народу, умному и работящему, окружающие меня с детства, были сильней других впечатлений. И городок наш веселый, на взгорье, с базаром и говором окрестных крестьян, и парк с тысячами соловьев, и заросли ежевики над Сеймом, на песчаных берегах которого мы, ребятишками, зажаривались дочерна, и пусканье «змеев» под облака, и игры в плиты на дорожке перед домом с соседскими ребятишками - все это стало светлым образом детства. Обо всем этом я храню память и благодарность, как о свежем начале жизни.
     Напишите мне про Льгов нынешних дней, про Ваш быт и жизнь, а я действительно уже давно подбираюсь к этой теме. Мною начата вещь под названием «Курская аномалия», не только о руде и железе грунтовых, но и о бесценной руде человеческих сердец, о крепкой железной жиле, на которой стоит наша область - железной жиле выносливости, терпения, мужества и силы народной. Ваш земляк Ник. Асеев».
     Расширяет наше представление о детских годах поэта и письмо от 07.03.61 г., адресованное пионерам поселка Селекционный Льговского района:
     «Уважаемые ребята! Я вам искренне говорю, что топор, пила и лопата – любят утреннюю зарю! Освещает она на совесть их сияющие дела, и блестят они, запунцовясь: лопата, топор и пила.
     Я нарочно выписываю эти стихи в строку, чтобы вам яснее стало, о чем они говорят. А говорят они о том, что труд становится блестящим, когда он начат рано, еще при утренней заре, которая и отражается в самых простых орудиях труда - пиле, лопате, топоре.
     Это – не нравоучение, не урок, а ощущение самим поэтом трудового усилия на утренней заре. И на ранней заре утра и на ранней заре возраста.
     Что же вам написать о Льгове? Я там не был давно и, наверное, он не тот, каким был при мне. Ведь это была почти деревня. На всей нашей улице было только три дома под железными крышами. Остальные под соломенными. Лучше всего было на реке Сейм или как его называли местные жители - «На Семи». Самое большое впечатление у меня осталось от того, как я переплывал в первый раз восьмилетним мальчонкой реку туда и обратно. Это было на краю города, там, где был острог. Берег там высокий, песчаный и в нем гнездились стрижи. Мы их не трогали. Они считались «святой» птицей. Переплыл я реку со страхом и трепетом, а вдруг судорога ногу сведет! Но, переплыв и наевшись росшей на берегу ежевики, уже осмелел и назад плыл уверенно. О курском прошлом я написал целый ряд стихов – из них вы можете узнать все мною запомненное...».
     Кроме писем, были встречи и личные. С. В. Лагутич, будучи в Москве в 1950, 1953, 1954 гг., встречался с поэтом на его квартире по ул. МХАТа, два раза был на его даче. К сожалению, воспоминания об этом затерялись. Однако, сохранилась запись о том, как зашел разговор об организации в Льгове музея поэта. Неожиданно Асеев запротестовал: «Никакого музея чтобы не было. Пусть будет обо мне память у льговчан – мои книги, моя любовь и память о всех льговчанах всех лет».
     В июле 1954 года в Москву на экскурсию директор Льговского дома пионеров повез группу кружковцев. Решили встретиться и с Николаем Николаевичем Асеевым. И вот, в 11 часов дня в Александровском саду у Кремлевской стены к нам подошел пожилой мужчина, выше среднего роста, одетый в белый костюм. Его сразу узнали. Каждому он пожал руку, и завязалась беседа. Видно было, что он очень рад встрече. Интересовался льговскими новостями, впечатлениями о Москве. Сам рассказывал, каким помнит Льгов. Обещал обязательно посетить родину. В киоске купил для всех мороженое и пирожные. Каждому подарил свою книгу, также просил передать книги с автографами в Дом пионеров, школу и в детскую библиотеку. Чувствовалось, что ему не хочется прощаться, просил писать почаще. Запомнилось, что поэт попросил, если кто помнит, прочитать хотя бы одно его стихотворение. Но по памяти никто не смог. Тогда погладил меня по голове и спросил: «Ну, а ты, Мишук, стихи любишь?» На что я ответил: «He-а». Конечно, Николая Николаевича все это очень расстроило и обидело, но вида он не подал.
     Известна фотография той встречи. Фотографировал отец, он попросил подойти к общей группе и меня, но по малолетству я заупрямился и стоял рядом с ним. Сейчас сожалею.
     В последние годы жизни его стихи становятся философскими, в них мудрость прожитых лет. Как завещание звучат строчки:      После смерти поэта переписка и встречи продолжались с вдовой - Ксенией Михайловной. Встал вопрос о музее. К этому времени деревянный дом (как писал Асеев) был обложен кирпичом, в нем были квартиры. Дом был старый и горсовет принял решение его снести. Когда об этом сообщили Ксении Михайловне, она тут же шлет телеграмму: «Льгов. Лагутичу. Приостановите слом дома-музея Асеева, комиссия будет писать Курскому обкому. Асеева».
     В дело подключился секретарь Общества памятников истории и культуры С. А. Хухрин, взявший на себя все остальные хлопоты по организации музея и ставший его директором.

     В 1988 г. в г. Льгове, в доме, где родился, провел детство и юность Н. Асеев, был открыт литературно-мемориальный музей.
     Долгое время после смерти Н. Асеева оставались равнодушными к его мировой славе земляки - жители г. Льгова. В доме, где он жил и о котором неоднократно упоминал в стихах и воспоминаниях, жили чужие люди, а впоследствии, когда жильцы переехали, здание решили разрушить.
     Неизвестно, чем бы дело закончилось, не вступись за национальную реликвию Семен Афанасьевич Хухрин, архангельский кадровый офицер, поселившийся во Льгове в 1958 году после демобилизации. Давний почитатель творчества Николая Асеева, Семен Афанасьевич спорил, доказывал, что дом является историческим памятником и должен охраняться государством. Как только не называли Хухрина - чудаком, фанатиком, интриганом. Но именно благодаря своим качествам, иногда доходящим почти до коварства, он в середине восьмидесятых спас дом Асеева от сноса.
     Многие годы велись восстановительные работы, собирались материалы, разыскивались редкие издания Н. Асеева, его личные вещи. Мебель Асеева любезно передала в дар создающемуся музею жена поэта. Принял активное участие в подготовке экспозиции музея льговский краевед С. В. Лагутич, долгое время состоявший в переписке с Н. Асеевым и неоднократно встречавшийся с ним. Много сил приложил С. А. Хухрин, чтобы сделать из полуразрушенного строения настоящий исторический памятник.
     И вот, наконец, 15 октября 1988 года состоялся митинг, посвященный открытию дома-музея Н. Н. Асеева. Звучали стихи Асеева, песни на его слова, с размышлениями о жизненном пути поэта выступили преподаватели КГПИ и многие другие ораторы. Немало добрых слов и даже аплодисментов было адресовано на митинге С. А. Хухрину, директору Льговского дома-музея. В дар музею были преподнесены редкие издания книг Асеева, коллектив областной библиотеки, носящей имя поэта, передал настольную лампу, ручку, документы, принадлежавшие Н. Асееву.
     На музейных стендах - письма и черновики стихов, написанные рукой Асеева, его личные вещи, на одном из снимков он - тридцатитрехлетний, уже набравшийся поэтического и жизненного опыта в совместных поездках-выступлениях с В. Маяковским, но все такой же задорный, жонглирующий неожиданными образами и броскими рифмами. В 1922 году он писал:

     А уже на следующем фото - поэт за 6 лет до смерти. Умный, сосредоточенный взгляд. За плечами - жизнь, эпоха. Меняются и стихи.

     Шкаф, письменный стол, удобные кожаные кресла и другая мебель были привезены во Льгов из Москвы, с квартиры и дачи вдовы поэта. Любопытно, что письменный стол Асееву подарил Маяковский. Столы у них были совершенно одинаковыми, и даже рабочие кабинеты друзья-соратники старались обставить в схожем стиле. А вокруг - книги, книги, книги.
     Сегодня музей Асеева во Льгове, пожалуй, лучший литературный музей Курской области. У него богатейшая экспозиция. В фондах - более семи тысяч документов и вещей Асеева. Есть фонды, касающиеся не только Асеева и его лучшего друга Маяковского, но и В. Овечкина, Ю. Германа, А. Гайдара и других писателей и поэтов, живших во Льгове. Двадцатипятитысячный город и теперь называют Льговом литературным.
     В этих креслах сидели все или почти все поэты и писатели, которые были знакомы с Н. Н. Асеевым, - его друзья, ученики, молодые поэты. Одним из любимых призывов Асеева был призыв: «Мои молодые друзья! Что бы вы ни делали, вы не должны терять чувство вечности».
     За этим роялем часто собирались поэты, друзья, знакомые Н. Н. Асеева и его жены Оксаны Михайловны. Читали стихи, спорили, пели...
     Знаменитые граммофон, тальянка, под музыку которых пела и танцевала бабушка Н. Асеева - Варвара Степановна Пинская, и проводил свою молодость Николай Асеев. Старинные предметы быта - такие были в доме у Пинских - деда и бабки Н. Н. Асеева.
     На стенде «Льгов литературный» можно увидеть поэтов и писателей, литературная судьба которых связана с г. Льговом.