Много сделал Николай Николаевич Асеев как талантливый переводчик со многих языков мира. "Я, двадцатисемилетний поэт, выученик символистов... я, увлекавшийся переводами Маллармэ, Верлена и Вьеле Гриффена, благоговевший перед Теодором Амедеем Гофманом, восторженно носивший в сердце силу и выдержку горестной судьбы Оскара Уайльда, одним словом, я - интеллигент," - писал Николай Асеев.
    Значительным событием литературно-общественной жизни стал перевод на русский язык поэзии Тараса Шевченко. Наряду с Николаем Тихоновым, Александром Твардовским, Николаем Ушаковым, Борисом Пастернаком, Михаилом Исаковским Асеев знакомит с жизнью братских республик. Он переводил стихи с украинского - Т. Шевченко, с азербайджанского - С. Вургуна, с еврейского - С. Галкина, с испанского - Г. Лорки, с польского - А. Мицкевича и многих других. В 1948 году в его переводе вышла драматическая поэма Яниса Райниса «Вей, ветерок!» Также Николай Асеев переводил стихи Мао Цзэдуна, лидера китайской революции, руководившего республикой не один десяток лет.
    Н. Асеев с величайшим уважением относился к внутреннему содержанию образа, следуя подлиннику как можно точнее. Старался сохранить структуру стиха, не искажая их содержание при переводе. Он пытался довести их почти непередаваемые оттенки звучания до слуха русского человека.
    В фондах Курской областной научной библиотеки им. Н.Н. Асеева находятся книги зарубежных поэтов в переводе Н.Н. Асеева.


    Бажан, М. Избранные произведения. В 2 т. Т. 1. Стихи : пер. с укр. / Микола Бажан – М. : Худож. лит., 1984. – 351 с., портр.
    Из содерж.: Прорыв / пер. Н. Асеева. – С. 143-146.

        ПРОРЫВ
Меж черных стен, в дымящихся просветах,
Над сумрачным дыханьем пепелищ,
Во мгле полуразрушенных жилищ,
Между садовых скорчившихся веток,
Меж скрученных столбов и проводов,
Оборванных, переплетенных нитей,
Меж выбившихся рельс и перекрытий,
Где пятна нефти запеклись, как кровь,
В круженье искр, во вспышках батарей,
В стальных раскатах и ударах боя
Они лежали много долгих дней,
Пути назад отрезав за собою.

Вползли в подвалы, врылись в грунт канав,
Вжились в пробитые снарядами квартиры,
И голубые падали мундиры,
От пуль их метких падали стремглав;
Щит миномета на обломки клали
Для точности, для верности стрельбы
И мину осторожно опускали
В смертельный зев приподнятой трубы;
И грозный хобот пушки длинношеей,
Упрятанной в разбомбленный подвал,
Броню у танка тут же разрывал,
Уставясь на врага, как из траншеи,
И лица стали тверже и худей,
И взоры стали глубже и прекрасней,
Спокойнее и смерти неподвластней,
В тяжелом закаленные труде.

Ночь прогрохочет. День осатанело
Сверкнет и сникнет, быстрый, как разрыв.
Слабеет тело, угасает тело,
Но дух взмывает, плоть воспламенив.
Иссохли губы. Глотки — жестче жести,
С натугой дышат спекшиеся рты,
Но жар расплаты, жажда жаркой мести
Сильнее самой тяжкой маеты.
Они все знали, жизнь и смерть измеря,
И к новому тянулись бытию.
И раненый хрипел: — Умру? Не верю!
Я выживу. Я выстою. Убью.—
Последний хлеб. Кусок последний мяса.
Приползши на командный пункт в ночи,
Допытывались: — Есть боеприпасы? —
И ни один не молвил: — Есть харчи?

Так ночи шли, и дни текли за днями,
И крыс фашистских серые стада
Стальными истреблялись западнями
Людей, не отступавших никогда.
Здесь удержаться! Нет дорог назад!
Не сна, не хлеба — мин, гранат, патронов
Бойцам твоих священных бастионов,
Твоих развалин грозных, Сталинград!

    Вургун, С. Избранные произведения / Самед Вургун : [пер. с арм.] / вступ. ст. Б. М. Вагабзаде ; сост. и примеч. А. С. Гусейнова. – Л. : Сов. писатель, 1977. – 767 с. – (Библиотека поэта : большая серия : 2-е изд.).
    Из содерж.: Память / пер. Н. Асеева. – С. 92-94.
        ПАМЯТЬ
Ты мне говорила, расставаясь:
«Не вернуть в гнездо тебя, мой аист!»
Много лет прошло с тех давних пор,
Много раз тебя искал мой взор;
Если рассказать про всё, что было,
На бумаге выцветут чернила.
Да и как сказать, про что начать?
В книге жизни — мелкая печать.

Города меня в объятья взяли,
Но цветут  у памяти вначале
Ручейковых струек повторенье,
Веянье акаций и сирени,
Золотого колоса поклон,
Муравою выстеленный склон,
Вешних трав туманное куренье,
Вешних звезд неясное горенье,—
Всё бежит передо мной гурьбою,
Что могло бы стать моей судьбою.

Да еще глаза мои влекли
Тянущие к югу журавли...
Треск огня и дым родного дома —
Как все это близко и знакомо!
Сырость пола, теснота тахты —
Бедной жизни мелкие черты.
Нежный перезвон родного саза,
Как тебя узнать я мог бы сразу —
Тихую столетнюю судьбу,
Легшую на материнском лбу?
Эту жизнь я бросил за собою.
Что могла бы стать моей судьбою.

Ты мне говорила, расставаясь:
«Не вернуть в гнездо тебя, мой аист!»
Долго-долго, много лет подряд,
Те слова в груди моей горят.
С губ твоих они мне раздаются,
С губ твоих то плачут, то смеются,
С губ твоих, горячих и поблекших,
Прямо в сердце, прямо в душу легши.
Песню, сердце, силу, жизнь бодрят
Много весен, много зим подряд.

Матери остывшее объятье,
Нет, не мог с тобою потерять я
Звона песни, сердца чистоты,
Если в сердце оставалась ты!
Буря, прочь от этого порога!
Вот гляди, как я запомнил много,
Как сквозь боль, и скорбь твою, и тьму
Я стремился к сердцу твоему.
Мой привет летит к тебе с дороги,
Мой привет тебе поклоном в ноги.

Мой привет струится по ночам
По скользящим месяца лучам.
Мой привет тебе, моей любимой,
Мой привет летит к тебе сквозь дымы,
Мой привет, тебе без слов понятный,
Той, кого времен не тронут пятна.
Мой привет — веселью этих дней,
Жизни светлой, совести моей!
Ты же, эти видящая дни,
Голос свой с моим соедини.

Подмети наш двор и домик бедный.
Не пропал я, не погиб бесследно.
Пусть соседи к нашим льнут воротам
Поздравлять тебя с моим приходом,
Говорить, что матери примет .
Много носит на себе поэт!
Ты — моя природа и искусство,
Без тебя бы сердце было пусто;
Будь благословенно молоко,
Брызнувшее песней далеко!
Будь благословенна навсегда
Давшая мне силы для труда.

Сядь со мною, мать моя, поближе,
Пусть нам будет шелестящей крышей
Дерево любимое одно —
Дерево страны моей родной...
Чтоб под этим густолистым скатом
Новый день смеялся над закатом.
Пусть читают всё, что напишу,
Всё, что в сердце с детства я ношу,
Чтобы встал до самых легких облак
Твой высокий, драгоценный облик.
Чтобы быть последним злому дню,
Дню, в который клятве изменю.
16 октября 1935

    Галкин, С. Стихи, баллады, драмы / С. Галкин : [пер. с еврейск. под ред. М. С. Петровых]. – М. : Худож. лит., 1958. – 544 с.
    Из содерж.: Пять фонарей на моей улице ; Мечтатель ; Красивый человек / пер. Н. Асеева. – С. 18-23.
        КРАСИВЫЙ ЧЕЛОВЕК
- Зачем сказал ты: «С праздником!» — мой друг?
Ведь нынче день обычный, без отмет,
Так объясни мне, если не секрет,
Какой же праздник выдумал ты вдруг?

- Я «с праздником» сказал тебе в привет
Не потому, что он в календаре:
Твое лицо, подобное заре,
Мне празднично, и это — не секрет.

Учила матушка, когда был мал,
Чтоб всех красивых встречных — поздравлял,
А ты мой добрый друг и дорог мне,
И это праздник для меня вдвойне.
1957

    Гарсиа Лорка, Ф. Избранная лирика : пер. с исп. / Федерико Гарсиа Лорка ; [сост. Ф. Кельин ; предисл. Э. Симорра]. – М. : Худож. лит., 1960. – 432 с.
    Из содерж.: Это правда / пер. Н. Асеева. – С. 203.
        ЭТО ПРАВДА
Ах, какой же это подвиг —
Полюбить тебя, как я!

Все теперь источник боли —
Воздух, сердце
И сомбреро — для меня.

  Кто возьмет и купит ленту
И моей печали пух,
Чтоб вернулась в мир платками
Пряжа белая моя?

  Ах, какой же  это подвиг —
Полюбить тебя, как я!

    Мицкевич, А. Избранное : лирика, баллады, поэмы : пер. с польск. / Адам Мицкевич. – М. : Худож. лит., 1946. – 604 с.
    Из содерж. : Переводы Н. Асеева : Песнь филаретов. – С. 55-57 ; Песня странника. – С. 143-144 ; Над водным простором. – С. 145 ; Конрад Валленрод : истор. повесть. – С. 255-325.
        ПЕСНЬ ФИЛАРЕТОВ
Эй, больше в жизни жара!
Живем один лишь раз:
Пусть золотая чара
Недаром манит нас.

Живей пускай по кругу
Веселых дней подругу!
Хватай и наклоняй до дна,
Чтоб жизни глубь была видна!

К чему здесь речь чужая?
Ведь польский пьем мы мед:
Нас всех дружней сближает
Песнь, что поет народ.

У древних нам учиться —
Не в книжном прахе гнить:
Как греки — веселиться,
Как римляне — рубить.

Вон там юристы сели.
И им бокал поставь:
Сегодня — право силы,
А завтра — сила прав.

Сегодня громогласье
Свободе невдомек:
Где дружба и согласье —
Молчок, друзья, молчок!

Кто гнет металл и плавит,
Тот плавит времена:
Нам, чтоб его прославить,
Пусть Бахус даст вина!

Тому из мудрых слава,
Кто в химии знал вкус:
Тончайшего состава
Пил мед любимых уст.

Измеривший дороги,
Пути небесных тел,
Был Архимед убогим:
Опоры не имел.

А нынче, если двигать
Задумал мир Ньютон, —
У нас пусть спросит выход
И этим кончит он.

Чертеж небесной сферы
Для мертвых дан светил,
Для нас же — сила веры
Вернее меры сил.

Затем, что — где пылает
Порывов сердца дух.
Зря мерку снять желают!
Единство — больше двух!

Эй, больше в жизни жара!
Живем ведь только раз:
Вот золотая чара,
Не медли, дорог час.

Кровь стынет в бедном теле,
Поглотит вечность нас —
И взор затмится Фели,
Вот филаретов сказ.
[Декабрь 1820г.]

    Незвал, В. Лирика : пер. с чешск. / Витезслав Незвал. – М. : Худож. лит., 1964. – 168 с.
    Из содерж.: Переводы Н. Асеева: «Когда меня свалит недуг…». – С. 110 ; «Я тоже ведь деревенский…». – С. 111-112 ; «Скрипит кофейная мельница…». – С. 113 ; «Почему я печально…». – С. 114.
Я тоже ведь деревенский,
Хоть за плугом и не шагал.
Я тоже ведь деревенский.
Над зыбкой моей жаворонок распевал.

Мои предки так же трудились,
Над землей склоняясь родной,
И так же на лавках дубовых
Хлебали из миски одной.

И где-то еще в деревне,
Где жить мне уже не судьба,
И где-то еще в деревне
Стоит и моя изба.

Висит суковатая палка —
Мой посох в лесу теней.
Висит суковатая палка,
Что блудных бьет сыновей.

Я тоже ведь деревенский,
Хоть город меня и сманил.
Я тоже ведь деревенский —
И ничего не забыл.

Почему я печально оглядываюсь назад.
Подойдя к перекрестку, приглядываюсь к прожитому?
Ты — поэт, все горести мира тебе грозят,
Матерински относишься ты ко всему живому.

    Нейман, С.-К. Соната земных горизонтов : избранная лирика : пер. с чешск. / Станислав Костка Нейман ; [сост., предисл. и примеч. С. Шерлаимовой]. – М. : Худож. лит., 1986. – 255 с.
    Из содерж.: Переводы Н. Асеева: Песня уверенности. – С. 154 ; Проснитесь, массы! – С. 155-156.
        ПЕСНЯ УВЕРЕННОСТИ
Они нас лишили наследства, но только бессильны
         отнять
        наш царственный взгляд
на ничтожество их и на крах неизбежный
        всего, что творят,
        на их неминучий конец,
который тронул их тленьем и падает тенью
        на все их мгновенья.
Они нас лишили наследства,
        но нам-то известно,
что наследники — мы и что мы возведем повсеместно
        новый мир...

    Панченко, П. Избранные произведения. В 2 т. Т. 1. Стихотворения. Поэмы, 1936–1960 : пер. с белорус. / Пимен Панченко. – М. : Худ. лит., 1984. – 271 с.
    Из содерж.: Переводы Н. Асеева: Партизанская весна. – С. 37-38 ; Дети войны. – С.41.
        ДЕТИ ВОЙНЫ
Им мать не напевала колыбельной,
Им не досталось сказок от дедов,
Их сон тревожил рокот скорострельный,
И танков лязг, и причитанья вдов.

Они не плакали бессонными ночами,
Когда от бомб в подполье их несли.
И первыми — слова им прозвучали
Про немцев, про войну, про скорбь земли.

Затихнут битвы. Враг исчезнет, сломлен,
И детям будет вновь возвращена
Одевшая обугленные кровли,
Как теплый дождь, густая тишина.

И вот опять наставшим мирным годом
Они веселой выбегут гурьбой
Полюбоваться ясным небосводом,
Шум тростника послушать над рекой

И видеть вновь красу родной природы.
Но долго будут им среди полей
Напоминать пожары зорь восходы,
И самолеты — клинья журавлей.

И рокот грома, отроясь в дубровах,
Прибредится, как гром бомбардировок,
И долго-долго в чистые их сны
Врываться будут голоса войны.
1942

    Тычина, П. Избранное : пер. с укр. / Павло Тычина. – М. : Худ. лит., 1965. – 248 с.
    Из содерж.: Переводы Н. Асеева: Молодой я, молодой… – С. 15-16 ; Песня трактористки : (как Олеся Кулик убегала на курсы в 1930 году). – С. 93-96 ; Моим избирателям. – С. 116-117.
        МОЛОДОЙ Я, МОЛОДОЙ
Молодой я, молодой,
в жилах удаль заиграла.
Злая жизнь, вставай на бой, —
разомнемся для начала!

Злая жизнь, явись, дрожи!
Побежденной станет стыдно.
Кто из нас смелей, скажи, —
будет видно, будет видно.

Горе?.. Боль? — снесу шутя.
Сила с юностью в содружье!
Всех врагов с пути сметя,
одолею без оружья!

Дайте, дайте мне ответ,
дорогие сестры, братья:
Что вам в жизни застит свет?
Чем бы смог ваш дух поднять я?

Там, где мир весь обойму,
обезумевши от боли, там никак вас не пойму,
Не постигну вашей доли.

Молодой я, молодой,
в жилах удаль заиграла.
Злая жизнь, вступая в бой,
разомнемся для начала!
1911

    Тувим, Ю. Фокус-покус, или Просьба о пустыне: поэзия, театр, проза / Юлиан Тувим : [пер. с польск. ; ред.-сост. и авт. предисл. А. Базилевский]. – М.: РИПОЛ классик ; Вахазар ; Пултуск : Гуманит. Акад., 2008. – 939 с. – (Коллекция польской литературы ; 1-13).
    Из содерж. : Муза, или Несколько слов ; Камыши / пер. Н. Асеева. – С. 167-169.
        КАМЫШИ
Над водою тянуло мятой.
Плыл рассвет над водой, розовея,
Камышей густых ароматом
Свежесть вод вместе с мятой веяла.

Я не думал тогда, что травы
Превратятся в стихи с годами,
Что в словах я лишь буду их славить,
А не жить и дышать меж цветами.

Я не знал, что такая мука
Поиск слов для живого мира,
Я не знал, что цветов наука
Учит долу склоняться сиро.
Только знал я, камыш сплетая,
Что силков никому не готовлю,
Ни за кем не пойду на ловлю,
Что легка моя сеть витая.

Лет беззлобных великий Боже,
Бог мальчишеского рассвета,
Неужели ж не будет больше
Веять мятой и тишью лета?

Неужели ж всегда и всюду,
Лишь в словах ища отраженья,
Никогда я видеть не буду
Камышей живого движенья?

    Хамза, Х. Н. Избранные произведения. В 2 т. Т. 1. Взошла заря / Хаким-Заде Ниязи Хамза : [пер. с узб. ; предисл. Ш. Рашидова ; сост. и примеч. Л. Каюмова]. – Ташкент : Изд. лит. и искусства им. Гафура Гуляма, 1979. – 336 с.
    Из содерж. : Мы – рабочие / пер. Н. Асеева. – С. 24-26.
        РАЗРЫВАЙТЕ, ВЫСТРЕЛЫ, ВОЗДУХ!
Разрывайте, выстрелы, воздух,
Сквозь гранит прорубайся, кирка!
Подымайтесь, ряды рабочих,
Чтобы вам не проспать века!

Разрывайте, выстрелы, воздух,
Пробивайся в гранит, кирка!
Почему богачи покупают
По дешевке труд бедняка?

Разрывайте, выстрелы, воздух,
Сквозь гранит прорубайся, кирка!
Пусть рабочим будет дорога
К просвещению широка!

Разрывайте, выстрелы, воздух,
Пробивайся в гранит, кирка!
Тех, кто против нас выступает,
Расстреляем наверняка!

Разрывайте, выстрелы, воздух,
Сквозь гранит пробивайся, кирка!
И для нас наступает время
Убедиться, как жизнь сладка.

Разрывайте, выстрелы, воздух,
Сквозь гранит прорывайся, кирка!
Чтобы враг был навек опрокинут —
За оружье, рабочих рука!

    Шевченко, Т. Избранные сочинения : пер. с укр. / Тарас Шевченко. – М. : Худ. лит., 1987. – 559 с. – (Библиотека классики : литература народов СССР).
    Из содерж.: Переводы Н. Асеева: Гамалия. – С. 167-171 ; Чернец. – С. 327-329.
        ЧЕРНЕЦ
На киевском на Подоле
Так бывало... и уж боле
Этого не будет. Было,
Было это все, да сплыло,
Позабылось... А я, братцы,
Буду все-таки стараться
С тем, что было, повидаться,
Буду грусти предаваться.

На киевском на Подоле
Казацкая наша воля,
Без холопа и без пана
Ни пред кем не клонит стана.
Стелет бархатом дороги,
Вытирает шелком ноги,
Сама собой управляет
И пути не уступает.

На киевском на Подоле
Казаки гуляют,
Словно воду, ушатами
Вино разливают.
Погреба с вином, с медами
Откупили всюду
И устроили гулянье
Киевскому люду.

А музыка гремит, стонет,
Даже мертвых тронет.
Из окошек на веселье
Бурса чубы клонит.
Нету голой школе воли,
А то б удружила...
Кого же это с музыкою
Толпа окружила?
[Орская крепость, 1847-]
[Москва, 1858]
    Шевченко, Т. Кобзарь : стихотворения и поэмы / Тарас Шевченко : [пер. с укр. ; вступ. ст. М. Ф. Рыльского]. – М. : Правда, 1983. – 592 с.
    Из содерж.: Переводы Н. Асеева: «Ветер веет, повевает…». – С. 141 ; Гамалия. – С. 185-189 ; Слепой : поэма. – С. 240-257.
Ветер веет, повевает,
Шепчется с травою;
Плывет челнок по Дунаю,
Гонимый волною.
Плывет в волны, водой полный.—
Никто не приметит;
Кому глядеть? Хозяина
Давно нет на свете.
Поплыл челнок в сине море.
А оно взыграло…
Поднялися волны-горы —
И щепок не стало…

Короткий путь, что челноку
До синего моря,—
Сиротине до чужбины,
А там — и до горя.
Словно волны, поиграют
С ним добрые люди;
Потом станут удивляться,
На что он в обиде;
Потом спроси, где сирота,—
Никто и не видел...
[Петербург, 1841]