«Я сам себя командирую...»
Родные и близкие вначале воспринимали разговоры Чехова о том, что он собирается на Сахалин, как очередную шутку. Но вскоре поняли, что это всерьез. А поняв, недоумевали: зачем? Ведь не за сюжетами же для новых рассказов (их у него всегда было в избытке), не за славой, не за восхищением поклонницц — всем этим тридцатилетний писатель и так был пресыщен. Тогда зачем?
Прямого ответа на этот вопрос нет, поскольку сам Чехов с присущей ему иронией в разное время и разным людям отвечал на него по-разному. Но стоит вчитаться в его письма начала 1890 года, и истина обнаружится: за очищением души, за свежим воздухом свободы, за познанием своей необъятной страны, иной жизни и самого себя ехал Антон Павлович. «Я еду, чтобы пожить полгода не так, как жил до сих пор» — говорил он. А когда познакомишься с очерками, вошедшими в «Остров Сахалин», поймешь главное: писатель догадывался, что суровый остров стал «местом невыносимых страданий», и это было ему глубоко не безразлично. Настолько, что он отправился в длинный и опасный путь, чтобы увидеть все своими глазами. А вернувшись, противопоставил официальной точке зрения свою собственную, основанную на точных фактах.
Издатель Алексей Сергеевич Суворин, один из самых близких в то время друзей, пытался отговорить Чехова: «...Сахалин никому не нужен и ни для кого не интересен». На этот обывательский посыл Антон Павлович отвечал резко и без обиняков: «...25-30 лет назад наши же русские люди, исследуя Сахалин, совершали изумительные подвиги, за которые можно боготворить человека, а нам это не нужно... Жалею, что я не сентиментален, а то я сказал бы, что в места, подобные Сахалину, мы должны ездить на поклонение, как турки ездят в Мекку, а моряки и тюрьмоведы должны глядеть, в частности, на Сахалин, как военные на Севастополь... ».
А. П. Чехов (в светлой куртке) в кругу семьи и друзей накануне поездки на Сахалин. Справа от него - сестра Маша и Лика Мизинова. Слева - мать, за ней — отец.Уже в период подготовки к путешествию Чехов определил жанр своей будущей книги о Сахалине. В ней должны были найти свое место и авторские размышления, и экскурсы научного характера, и художественные зарисовки природы, быта и жизни людей на Сахалине. На жанр книги несомненное влияние оказали «Записки из мертвого дома» Ф. М. Достоевского и «Сибирь и каторга» С. В. Максимова — Чехов сам неоднократно ссылается на них в своем повествовании.
Менее чем за полгода он «перелопачивает» всю имеющуюся на тот момент литературу о Сахалине, вникает в курс тюрьмоведения, просматривает журнал «Морской сборник» за двадцать лет, изучает атлас Крузенштерна. И обращается с письменным прошением к начальнику Главного тюремного управления Галкину-Враскому: «...Беру на себя смелость покорнейше просить Ваше превосходительство оказать мне возможное содействие к достижению мною названных целей».
1890 год. А. П. Чехов накануне отъезда на Сахалин
Его превосходительство милостиво благословляет поездку (правда, в устной форме) и тут же шлет губернатору Сахалина строжайшее предписание: Чехова к политическим ссыльным не допускать. Антон Павлович обескуражен. На закрытый каторжный остров он вынужден отправляться практически без разрешительных документов. Ведь нельзя же считать таковым билет сотрудника «Нового времени», подписанный А. С. Сувориным. Но уже ничто не в состоянии повлиять на его решение. Всем недоумевающим и любопытствующим Чехов жестко объявляет: «Я сам себя командирую, на собственный счет... Пусть поездка не даст мне ровно ничего, но неужели все-таки за всю поездку не случится таких 2-3 дней, о которых я всю жизнь буду вспоминать восторгом или с горечью?»Путь на Сахалин
Каждый, кто хоть раз путешествовал в одиночку, знает: чем ближе день отправления, тем больше сомнений и томительнее на душе. Особенно если там, в конце пути, тебя никто не ждет и сам ты в тех местах никогда не бывал. «Ехать не хочется, - пишет он 11 апреля Суворину, - и я охотно бы остался, но лучше отделаться от поездки в этом году, чем откладывать ее до будущего года». А накануне отъезда совсем загрустил: «У меня такое чувство, как будто я собираюсь на войну...». Но решения своего он не изменил и 21 апреля 1890 года отправился в нелегкий путь на каторжный остров....
«...Грязь, дождь, — пишет он М. В. Киселевой из Сибири, — злющий ветер, холод... и валенки на ногах, словно сапоги из студня... Вернуться бы назад, да мешает упрямство и берет какой-то непонятный задор, тот самый задор, который побуждал меня делать немало глупостей...».
Иртыш великолепен и в разливе. Правда, на изнуренного ненастьем и бездорожьем путника он навевает грустные ассоциации: «...Сижу ночью в избе, стоящей в озере на самом берегу Иртыша, на душе одиночество, и спрашиваю себя: где я? зачем я здесь? Ревет ветер, но Иртыш не шумит, не ревет, а сдается, как будто он у себя на дне стучит по гробам...».
Однако физическая усталость, хроническое недосыпание и полуголодное существование (по нескольку суток в пути не удавалось нормально поесть), на удивление, не только не разводят в чувственной душе уныния, а наоборот, укрепляют веру в правильность принятого решения, значимость совершаемого, и с каждой новой верстой растет уважение к себе. «Я доволен и благодарю бога, что он дал мне силу и возможность пуститься в это путешествие...» — сообщает Чехов из Иркутска своему приятелю Н. А. Лейкину.
В пути больше всего наблюдательного писателя поражают люди — сплошь и рядом бывшие каторжане. Народ, по его определению, «независимый, самостоятельный и с логикой».
Есть у Чехова и описание быта сибирских золотопромышленников, которые «не пьют ничего, кроме шампанского, и в кабак ходят не иначе, как только по кумачу, который расстилается от избы вплоть до кабака». И еще одно горькое наблюдение: вокруг уйма лесного зверья, изобилие дичи и рыбы, а народ голодает и питается одной черемшой... «Русский человек — возмущается Чехов, — большая свинья. Если спросить, почему он не ест мяса и рыбы, то он оправдывается отсутствием привоза, путей сообщения и т. п., а водка, между тем, есть даже в самых глухих деревнях и в количестве, каком угодно. Должно быть, пить водку гораздо интереснее, чем трудиться.»Три месяца на Сахалине
И вот наконец Сахалин, порт Александровск. На рейде пассажиры парохода «Байкал» видят, как горит тайга: «Страшная картина, грубо скроенная из потемок, силуэтов гор, дыма, пламени и огненных искр... И все в дыму, как в аду». «...Кажется, что будь я каторжным, то бежал бы отсюда непременно, несмотря ни на что...».
Однако Антон Павлович прибыл сюда добровольно и бежать, не выполнив намеченного, не собирался. В течение трех месяцев он проделал гигантский труд. «Я объездил все поселения, — рассказывал он в письме, — заходил во все избы, вставал каждый день в пять часов утра и все дни был в сильном напряжении от мысли, что многое еще не сделано». Чтобы ближе познакомиться с жизнью поселенцев и ссыльнокаторжных, он произвел перепись сахалинского населения, сумел встретиться чуть ли не с каждым из отбывающих наказание. В том числе и с политическими. Уникальность его работы была в том, что в одном лице объединились исследователь, медик, социолог. А кроме того — общественный деятель и писатель.
Корсаковская тюрьма на о. Схалин, которую не раз посещал А. П. Чехов.
Он многое повидал и многое перечувствовал в этом трудном путешествии, а еще больше переосмыслил. «Хорош божий свет, — пишет он Суворину сразу же по возвращении в Москву. Одно только не хорошо: мы. Как мало в нас справедливости и смирения, как дурно понимаем мы патриотизм! ...Мы, говорят в газетах, любим нашу великую Родину, но в чем выражается эта любовь?.. Вместо знаний — нахальство и самомнение паче меры, вместо труда — лень и свинство, справедливости нет, понятие о чести не идет дальше чести мундира»... О приморской области и вообще о нашем восточном побережье с его флотами, задачами и тихоокеанскими мечтаниями скажу только одно: вопиющая бедность! Бедность, невежество и ничтожество, могущие довести до отчаяния. Один честный человек на 99 воров, оскверняющих русское имя...». Известный юрист А. Ф.Кони уже после смерти писателя так оценил его поездку на Сахалин: «Он предпринял с целью изучения этой колонизации на месте тяжелое путешествие, сопряженное с массой испытаний, тревог и опасностей, отразившихся гибельно на его здоровье. Результат этого путешествия, его книга о Сахалине, носит на себе печать чрезвычайной подготовки и беспощадной траты времени и сил. В ней за строгой формой и деловитостью тона, за множеством фактических и цифровых данных чувствуется опечаленное и негодующее сердце писателя».Возвращение
В Москву Чехов вернулся 8 декабря 1890 года. Из сахалинского путешествия он привез, по его словам, «сундук всякой каторжной всячины»: 10000 статистических карточек, прошения, жалобы... Все это стало материалом для «Острова Сахалина».
Либеральные газеты писали: «Если бы господин Чехов ничего не написал более, кроме этой книги, имя его навсегда было бы вписано в историю русской литературы». А вскоре произошло редкое для России событие: после выхода книги из печати из-за ее широкого общественного резонанса правительство было вынуждено реформировать законодательство о содержании каторжан и ссыльных. Чехов приступил к работе над книгой о Сахалине в начале 1891 года, а 1893-м она была уже закончена. Первая публикация («Беглые на Сахалине») вышла в журнале на год раньше. Редактор «Русской мысли» В. М.Лавров уже после смерти Чехова вспоминал: «"Сахалин" был обещан нам, и мы с большим трудом отстояли его». Это были очерки, посвященные разным сторонам сахалинской жизни. Достаточно перечислить названия нескольких глав:
XVII. Состав населения по возрастам. - Семейное положение ссыльных. - Браки. - Р
ождаемость. - Сахалинские дети.
XVIII. Занятия ссыльных. - Сельское хозяйство. - Охота. - Рыболовство. - Периодическая рыба: кета и сельдь. - Тюремные ловли. - Мастерства.
XIX. Пища ссыльных. - Что и как едят арестанты. - Одежда. - Церковь. - Школа. - Грамотность.
XXI. Нравственность ссыльного населения. - Преступность. - Следствие и суд. - Наказание. - Розги и плети. - Смертная казнь.
XXII. Беглые на Сахалине. - Причины побегов. - Состав беглых по происхождению, разрядам и проч.
XXIII. Болезненность и смертность ссыльного населения. - Медицинская организация. - Лазарет в Александровске. И в каждой главе сквозит мысль: Сахалин - это ад.«Я долго писал и долго чувствовал, что иду не по той дороге, пока наконец не уловил фальши, — пишет он в 1893 году Суворину. — Фальшь была именно в том, что я как будто кого-то хочу своим «Сахалином» научить и вместе с тем что-то скрываю и сдерживаю себя. Но как только я стал изображать, каким чудаком я чувствовал себя на Сахалине и какие там свиньи, то мне стало легко и работа моя закипела...».
В описании сахалинской жизни настойчиво проводится параллель с недавним крепостным прошлым России: те же розги, то же домашнее и благообразное рабство, как, например, в описании смотрителя Дербинской тюрьмы. Одна из центральных глав книги называется «Рассказ Егора». В личности Егора и в его судьбе подчеркивается одна из характерных особенностей каторжного населения Сахалина — случайность преступлений, вызванных в большинстве случаев не порочными наклонностями преступника, а характером жизненной ситуации, которая не могла не разрешиться преступлением. Публикация этих очерков на страницах журнала «Русская мысль» сразу же привлекла внимание столичных и провинциальных газет. «На всей книге лежит печать таланта автора и его прекрасной души... Много хватающих за сердце подробностей собрано в этой книге, и нужно желать только, чтобы они обратили на себя внимание тех, от кого зависит судьба "несчастных"».И, как ни странно, это произошло. Труд Чехова заставил официальных лиц обратить внимание на вопиющее положение каторжных и ссыльных. Министерство юстиции и Главное тюремное управление командировали на остров своих представителей. В 1902 году, посылая Чехову свои отчеты о поездке на Сахалин, начальник Главного тюремного управления А. П. Саломон писал: «Позволю себе покорнейше просить Вас принять эти две работы как дань моего глубокого уважения к Вашим трудам по исследованию Сахалина, трудам, которые одинаково принадлежат и русской науке, и русской литературе». Как уступка общественному мнению, взбудораженному книгой Чехова, были предприняты тюремные реформы: в 1893 году — отмена телесных наказаний для женщин и изменение закона о браках ссыльных; в 1895-м — назначение казенных сумм на содержание детских приютов; в 1899-м — отмена вечной ссылки и пожизненной каторги; в 1903-м — отмена телесных наказаний и бритья головы.Книга Чехова имела и другой резонанс: появились последователи. Сестра милосердия Е. К. Мейер, прочитав книгу, отправилась на Сахалин, где основала «работный дом», дававший работу и питание поселенцам, и общество попечения о семьях ссыльнокаторжных. Ее рассказ о работе на Сахалине, напечатанный в «С.-Петербургских ведомостях», начинался словами: «Шесть лет тому назад... мне попалась в руки книга А.П.Чехова «Остров Сахалин», и мое желание жить и работать среди осужденных благодаря ей приняло определенную форму и направление».Незадолго до кончины Антон Павлович в своей обычной иронично-шутливой манере заметил: «У меня теперь всё... просахалинено...». Вот ведь как. Ни про Вену, ни про Венецию, которыми восхищался каждый раз, приезжая туда, ни про любимое Мелихово или Ялтинское гнездо таких проникновенных слов он никогда не произносил.
Первый музей на Сахалине был открыт 6 декабря 1896 г. силами каторжных и администрацией каторги. Нынешний продолжает его традиции. Большое внимание музей уделяет этнологии народностей, проживающих на Сахалине (эвенки, нивхи, ульта и др.). Поскольку Сахалин - место каторги, очень тяжкой и самой бесправной, в собраниях музея отражена история, жизнь и быт каторги. Большой интерес вызывает посещение Сахалина летом 1890 г. А. П. Чеховым, его работа здесь, перепись всего сахалинского населения и написание книги "Остров Сахалин". В 1990г. к столетию поездки писателя, открыт Музей книги А. П. Чехова.
