Игумен земли Русской

А. Рублев Андрей Рублёв на пороге храма Во власти мечты большой, Высоких замыслов. Богом данных... Ему сейчас хорошо. Сюда он часто приходит ночью (Проста ночная пора) Тайны здесь увидеть воочию, Побыть в чудесных мирах. Со стен взирают тёмные лики. Рублёв их понять решил, Проникнуться мощью тем великих Всем складом своей души. Трудно... Надо искать совершенство. Троица - символ любви. В подвиге истинное блаженство Во имя этой земли! Один лишь талант - его богатство. Мысли его - как хрусталь. Видит художник святое братство, Светлую, звонкую даль! Стоит один на пороге храма, Вглядываясь во фрески... Непревзойдённым мастером станет, Миру всему известным... Русское небо лазурного цвета И даль полна красоты... Прошлое в бездне своих секретов Скрыло его черты. Ларина	"Троица" Андрея Рублева Три ангела, три странника у дуба Мамврийского. Какая тишина от них исходит! Как, озарена, сияет глубь иконы! Сердцу любы они давно. Печалью мягкой светят глаза у одного, и нежный лик его задумчив, он главой поник; в другом - величие; строг и светел третий! Пред ними чаша. Посохи свои они поставили. Пред вещей тайной дух замирает. Тихи, не случайны сейчас их речи, полные любви. Они здесь близко. В мир сошли печали, чтоб осенить покровом и спасти,- три странника из озаренной дали, вкушающие хлеб и соль в пути. Василенко В.М.
Андрей Рублёв Казнящий нас, да будешь ты наказан! Несущий боль, ты сам ее вкуси! Есть летописцы в толпах богомазов – Явление святое на Руси. И всякий век (да разве дело в веке?), И всякий век, создавший чудеса, Нуждается в подобном человеке, Как солнце – голубые небеса. И стены содрогаются от боли, Когда князьям и свите напоказ В прекрасном белокаменном соборе Изображает бога богомаз. Но время расправляется сурово Со многим, что содеяно вчера, И проступает светлый лик Рублева, Очищенный от красок маляра. То бог Рублева или лик Рублева? Не все ль равно, в чьем взгляде синева, Ведь проступает истинное слово, И меркнут все ненужные слова. В. Шалыт
Андрей Рублёв Возможно ль высказать без слов, Как мир прекрасен за оградой? И кисть берёт Андрей Рублёв, Разводит краски под лампадой. Он ангельский напишет лик, Запечатлеет в нём навеки Всё, что узрел, душой велик, Возвышенного в человеке. Свершить обет пришла пора, Любовь превыше хитрых правил... Чему учили мастера, А в этом сам народ наставил. Он твёрдо верит: человек Явился в мир не для печали. И пьёт из тех чистейших рек, Что в сердце с детских лет журчали. Суров монашеский приют, И тишина душе желанна, А краски дивные поют Всему живущему: "Осанна!" Н. Рыленков
Андрей Рублев Шёл век пятнадцатый, безликий, Под знаком страха и вражды. Разборки, казни, мор великий, Набеги Золотой Орды. И ничего уже не свято, Раздолье мерзости и лжи. Предать, убить, брат против брата, В почёте стрелы и ножи. Где праздник? В жизни нет просвета. Быть может, только скоморох. Всю ночь до самого рассвета Смешит, внося переполох. Иль ночью на Иван-Купала Свою свободно тешить плоть, Любовь со всеми – как попало, И будни серенькие вновь. В соборах мрачные иконы И лики бледные святых. Запретов глупые препоны. Мир только грешников одних. Пусть убоится наказанья О небе смеющий мечтать. Пресечь греховные дерзанья, За ересь строго наказать! Церковно властное засилье. Кто это хочет полетать? Сломать построенные крылья, Огню быстрее их предать! Но были те, кто для распятья Несли без страха тяжкий крест, Светили, не боясь проклятья, Даря огонь для всех окрест. Один из них ходил с артелью По храмам русских городов. Он для того оставил келью – Андрей Иванов сын Рублёв. Искал спасения он в вере, Как инок, принявший постриг, Писал иконы, – в этом деле Вершин невиданных достиг. Его охотно приглашали Князья соборы украшать, И за труды вознаграждали. Не приходилось голодать. Казалось, что живи счастливо, Ни в чём не ведая нужды, Твори свободно и красиво, Будь выше времени вражды. Зачем ненужные терзанья, Что есть такое человек! Довольно может быть признанья: Мы на земле не долгий век. Андрей же пишет, словно дышит, Живые лица у святых, Как будто музыку он слышит, Лишь кисть сожмёт в руках своих. Цвета и краски неземные, Всё в светлых дымчатых тонах, Лазоревые, золотые, И люди, словно в облаках. Полёт, и радость, и волненье, И праздник – песней на душе, И Страшный Суд как награжденье, Вокруг не сумрачно уже. Как чаша Троица Святая, Покоя света, счастья гимн, Оркестром цвета возвышая, Зовёт сиянием своим. Единство мир провозглашает, Отец, и Сын, и Дух Святой, Любить друг друга призывает И наслаждаться красотой. А. Плотников	Андрею Рублеву Под тяжестью раздумий странных Я в храм взволнованно вхожу, И фрески Грека Феофана Туманным взором обвожу. А в глубине под черной рясой Монах задумчиво сидит, Небесной сини взором ясным Лик светлой радостью горит, И чистотой, и вдохновеньем, Что, чтя, веками бережем, Его талантом и терпеньем Хранимых в имени чужом. Монах под именем Андрея, Рожденья даты не найти, В холодной келье руки грея, Сумел бессмертье обрести. Сосредоточенность и воля, Где нравственность, как лик Христа, Нам потеряться не позволит Икон Рублевских чистота. «Звенигородский чин» и фрески, Иконостасы, купола, И «Троица» священным блеском Россию к подвигу звала. И шли на поле Куликово За единение Руси, Сорвав ордынские оковы, Свободу истины вкусив, За мир, за люд, за Русь святую, Что в храмах росписью легли, За кисть Рублева, боль живую, Что в русском сердце сберегли! Среди веков, в людском потоке, Сквозь созиданье и разлом, На генном уровне высоком Хранится память о былом. Арина Нелeн
*Перед иконой Святой Троицы* И вот я в Третьяковке снова Смотрю на «Троицу» Рублева: Как прежде, чувствую волненье Пред светлым миром единенья Трех кротких Юношей Святых – Как милосерден облик Их! Рублев замкнул Их тесным кругом, Они склоняются друг к другу С любовью, лаской молчаливой. Полны глубокого значенья Их лица, позы, облаченья! Воспитанник монастыря, Он Троицу писал не зря – В раздорах плакала земля... Как не хватает мне самой Терпенья, кротости порой И мудрого святого слова Великой «Троицы» Рублева. Татьяна Шорыгина	Троица ...или – березой в Троицу стань, в шелест проникнув слухом, прядки вздохов вплетая в дань – Святому Духу, в этот, над чашей склоненный день, над крутизною пологой... Трое склоненных... И Третий – тень Первого Бога. Жизнь пробегает сквозь крыл кольцо возгласом кратким. Кто к Кому склоняет лицо? – бьюсь над загадкой. На горизонте цветущем – твердь, склоны пологи... Только зачем посылает на смерть Первый – Второго? Может, Второй и подскажет ответ, кроток и светел... Первый склоненный – тень или свет, Третий Бог – ветер. Ветер дням подводит итог, каждому вздоху... Третий склоненный – глубокий вздох Первого Бога. Л. Колодяжная