После рассказа о «Лете Господнем» и «Богомолье» хотелось бы обратиться к следующей теме.
     7 марта 2013 г. исполнилось 135 лет (1878-1927) со дня рождения Б. М. Кустодиева, известного русского живописца. Мы не случайно вспомнили об этом.
     Когда читаешь «Лето Господне», словно видишь и слышишь все, о чем рассказывает маленький Ваня – настолько все ярко, красочно, живо и сочно. И нельзя, пожалуй, даже не будучи знатоком русской живописи, не заметить, насколько словесная манера писателя Шмелёва сродни стилистике художника Б. М. Кустодиева, который, подобно Шмелёву, сотворил свою «страну Кустодию», изобильную и счастливую. Образы Кустодиева и Шмелёва как бы дополняют, развивают друг друга, озвучивая краски и делая зримым слово.
     Если открыть оглавление «Лета Господня» и перечислить название полотен Кустодиева, то будет ясно, что в основе их творений – русский месяцеслов. «Зима», «Весна», «Лето», «Осень» – картины Кустодиева. Действие романа Шмелева также движется по кругу: от Великого поста к Масленице, после которой – снова Великий пост.
     Перекликаются по содержанию «Постный рынок» – «Ярмарка», «Вербное воскресенье» – «Вербный торг у Спасских ворот», «Крещение» – «Крещенское водосвятие». Совпадают «Масленица», «Крестный ход», «Троицын день».
     Кустодиев и Шмелёв вышли из одной социальной среды – мещанско-купеческой. Её представителей они и изображали в своих произведениях. Место действия картин Кустодиева – русская провинция, произведений Шмелева – родное Замоскворечье.
     Россия, о которой писал Шмелёв, была удалена от него не только во времени, но и в пространстве. Также и Кустодиев, никуда не уезжавший из Петрограда, создаёт свои картины, яркие, звонкие, брызжущие жизненной энергией, по памяти. Дело в том, что с 1916 г. тяжёлая болезнь приковала художника к креслу, и он пишет исключительно благодаря своему воображению, своей редкостной памяти. Подобно Шмелёву, переживая заново всю свою жизнь, погружается Кустодиев в воспоминания, бережно, как драгоценности, перебирая детали каждого ушедшего дня.
     Шмелев часто говорит на страницах «Лета Господня» о том, что давно ушедшие из жизни люди предстают перед ним, как живые, он слышит отчетливо звуки тех далеких дней, видит их яркие краски, чувствует запахи...
     - Сумеречное небо, тающий липкий снег, призывающий благовест... Как это давно было!.. Теплый, словно весенний, ветерок... – я и теперь его слышу в сердце.
     - О, незабвенный вечер, гаснущий свет за окнами... И теперь еще слышу медленные шаги, с лампадкой, поющий в раздумье голос: «Ангели поют на не-бе-си-и...»
     - И теперь еще, не в родной стране, когда встретишь невидное яблочко, похожее на грушовку запахом, зажмешь в ладони, зажмуришься – и в сладковатом и сочном духе вспомнится, как живое, – маленький сад, когда-то казавшийся огромным, лучший из всех садов, какие ни есть на свете, теперь без следа пропавший ... далекий сад... – до погнутых гвоздей забора, до трещинки на вишне с затеками слюдяного блеска, с капельками янтарно-малинового клея, – все, до последнего яблочка, верхушки за золотым листочком, горящим как золотое стеклышко!..
     - Приходят сны, легкие, розовые сны. Розовые – как верно... Обрывки их еще витают в моей душе. И милый Горкин, и царь Соломон – сливаются. Золотая корона, в блеске, и розовая рубаха Горкина, и старческие розовые щеки, и розовенький платок на шее. Вместе они идут куда-то, словно летят по воздуху. Легкие сны, из розового детства...
     - Масленица... Я и теперь еще чувствую это слово, как чувствовал его в детстве: яркие пятна, звоны – вызывает оно во мне; пылающие печи, синеватые волны чада, в довольном гуле набравшегося люда, ухабистую снежную дорогу, уже замаслившуюся на солнце, с ныряющими по ней веселыми санями, с веселыми конями в розанах, в колокольцах и бубенцах, с игривыми переборами гармоньки. Или с детства осталось во мне чудесное, не похожее ни на что другое, в ярких цветах и позолоте, что весело называлось – «масленица»?..
     Кустодиев также помнит краски, звуки, запахи далекого прошлого, его осенние полотна пахнут вянущими листьями и яблоками: «Масленица» – морозом, пирогами; баня в «Русской Венере» – горячим паром, мылом, берёзовым веником. Изобильная и счастливая страна Кустодия... Её народ-богатырь пьёт, ест, гуляет, веселится, а если работает, – то с радостью. Да, конечно, Шмелёв и Кустодиев отобразили праздничную, идеальную, чаемую Россию. Кто-то видел ее совсем иной, и в этом мы не раз убеждались, читая русских классиков...
     Президент Российского фонда культуры Никита Михалков сказал, что "имя Ивана Шмелева дорого каждому русскому человеку. Его слово не давало россиянам забывать Россию церквей и малинового звона, Православия; Россию, сохранившую вековые традиции нашей Родины". Думается, что это замечание можно отнести и к картинам Кустодиева.
     И в произведениях Шмелева и на картинах Кустодиева Русь предстаёт перед нами во всей своей красе, «в преданьях старины глубокой»...