Стихотворения Бальмонта,
посвященные Шмелеву и его произведениям

Шмелев
У шмеля забот немало: —
Заострить, на случай, жало,
И с утра, на юг, на север
Мчаться вдаль, где лучший клевер.
В грязь лицом тут не ударить.
По дороге все обшарить,
Там сирень или калина,
Раз цветет, нам все едино.
Все же лучший мед — из кашки.
И летает без поблажки,
И туда, а то оттуда,
Шмель мохнатый, полный гуда.
Шмель усердный помнит свято,
Что в гнезде его шмелята,
Потому из дивной Чаши
Пьет он мед, а день все краше.
Солнце — мертвым даже светит.
Солнце мертвых нас заметит.
Позовет нас в час веселый,
На родные наши долы!
«Сегодня». 1927 г.,
2 октября. № 222. С.5.
      («Шмелем» Бальмонт в шутку называл Шмелева. В стихотворении обыгрываются названия двух произведений писателя — «Неупиваемая Чаша» и «Солнце мертвых»).
* * *
Ив[ану] Шмелеву
Ты русский — именем и кровью,
Ты русский — смехом и тоской,
Хозяин слову и присловью.
Но мы здесь — песня за рекой:
К далеким зыблем звук тугой.
Но слышит Кто-то нас Другой.
В свой час Он кликнет к нам с любовью:
«Пора. Пришел возврат домой,
В наш верный край, в дом Отчий Мой».

Капбретон. 1927. 3 октября.
Журнал «Наше Наследие» № 61, 2002 г.
     И. Шмелеву Бальмонт посвятил целый цикл «В защите» своего нового сборника с подзаголовком – «Посвящается Ивану Сергеевичу Шмелеву»
     А три стихотворения – «Просвет», «Икона» и «Покаяние» – являются поэтической вариацией на тему «Богомолья» Шмелева.
  1. Просвет
    К ребенку приветно склонился знакомый,
         Весь в тихой улыбке, старик пономарь,
    Уютный он весь, как родные хоромы,
         Как в дубе, весна в нем и старая старь.
    Такой он седой и такой долгополый,
         Закапана воском одежда его,
    И вдруг призадумался мальчик веселый,
         В нем вечно: «Зачем, почему, отчего?»
    Коснулся он ручкой застывшего воска,
         «А что это?» – детский нахмурился лик.
    Такая занятная, тусклая блестка.
         «Пчелиные слезы – ответил старик. –
    Пчелы медоносной. Они не простые.
         Святые. Для свечки»
    – сказал пономарь.
    На небе зажглись облака золотые,
         И в них улыбался Всевидящий Царь.

  2. Икона
    Икона темная Христа
         В старинной золотой оправе,
    Ты та же сердцу и не та,
    Икона темная Христа,
         Сокрытого в небесной славе.
    Ребенку ты была живой,
         Весь мрак тобой низвергнут,
    Весь мир заполнен синевой,
    Ребенку ты была живой,
         Зачем же я тобой покинут?
    Икона вечная Христа,
         Твои черты безгласно строги,
    Зажгись, бессмертная мечта,
    Икона вечная Христа,
         Веди по голубой дороге!

  3. Покаяние
    Отцу и Сыну и Матери Божией
         Весь пламень молитвы. Лучится лампада.
    Но в Сыне есть строгость. Отец еще строже.
         Лишь в Матери Божией – вся ласковость взгляда.
    Да буду прощен я. От детства в том грешен,
         Что сердце не там, где возможности гнева,
    Одна Ты услада, Кем вечно утешен,
         С лицом материнским, Пречистая дева.
    Капбретон, 1931 г.
     Еще один цикл стихов Бальмонт посвятил роману Шмелева «Лето Господне».
  1. Мы, умиленные, читаем,
    И праздник в праздник – хоровод,
    Мы с декабрем, мы с мартом, с маем,
    Мы обнимаем – Круглый Год.
    И в каждом празднике – с тобою
    Хранитель наших детских снов,
    Душа с тоскою голубою,
    К земле приникнувший Шмелев.

  2. Каждое чувство твое, мой брат, –
    Рвешься вперед, а глядишь назад.
    Каждое чувство – гулкий набат.
         Каждое чувство, родной наш друг, –
         Травки собрались в зеленый круг,
         В Севере нашем ты теплый Юг.

  3. Весь мир наш измененный плох –
         Он крик и стон, и вздох усталый,
         Но с тобою, мальчик малый,
    И к нам приходит добрый Бог.
    Взглянул – и синевою вышней
         Уходит в солнечный Он свет,
         А мы глядим в колодец лет
    Под зацветающею вишней.

  4. Лето есть – земли согретой,
    Забаюканной, распетой,
         Птичьим горлом сонма птиц,
    С зеленеющею чашей,
    С звучной нивой шелестящей,
    Лето света, час гудящий
         Грома, молний – и зарниц.
    Лето также есть людское
    В залюбованном покое.
         В высь ли глянешь или ниц,
    Или внутрь себя, – там где-то
    Что-то счастием – задето,
    С тем высоким небом, лето,
         Где и мы – как крылья птиц.
    Лето также есть Господне,
    То, что длится лишь сегодня,
         Звон заоблачных звонниц.
    Лето света, Воскресенье,
    За терзанием прощенья,
    Час восстания из тленья,
         Час нездешних огневиц.
    Час! Часы Господни долги!
    В них бегут четыре Волги
         Возле кличущих станиц.
    Где раскованы все цепи,
    Где раскрылись маки в склепе,
    Где бегут бескрайно степи
         К морю счастья без границ.
    1933 г.