Top.Mail.Ru Яндекс.Метрика
Контактная информация

г. Курск, ул. Ленина, 49
тел.: (4712) 70-17-30
факс: (4712) 70-17-30
e-mail: konbaseev@yandex.ru

Виртуальные выставки 2013 года


«Он был великий артист, артист по призванию и по труду. Он создал правду на русской сцене...»
А.И. Герцен

      Щепкин Михаил Семенович - сын дворового человека графа Волкенштейна, управлявшего всеми имениями своего помещика. Родился 6 ноября 1788 г. в с. Красном, Курской губернии, Обоянского уезда. Великий русский актёр, один из основоположников русской актёрской школы, отец Дмитрия Михайловича Щепкина и Николая Михайловича Щепкина, дед Евгения Николаевича Щепкина.
      Ему было семь лет, когда на домашнем театре своего барина он увидел впервые оперу "Новое семейство", и так поразился зрелищем, что с этого времени стал бредить сценой.
      Отданный в народное училище в г. Судже, он как-то сыграл роль слуги Розмарина в комедии Сумарокова "Вздорщица", и это окончательно поразило воображение впечатлительного и способного ребенка. Продолжая затем, ученье в Белгороде и живя, у местного священника, обучавшего его Закону Божию и латинскому языку, он 13 лет от роду поступил в 3 кл. губернского училища в Курске и скоро переведен был в 4-й (последний) класс.
      Превосходно занимаясь, он много читал, руководимый И. Ф. Богдановичем, автором "Душеньки", который встречал его в доме гр. Волкенштейна. Страсть к театру поддерживалась в Щепкине братьями Барсовыми, антрепренерами курского частного театра, где он приобрел, некоторые познания в сценическом искусстве и был допущен в 1803 г. к исполнению роли в пьесе Княжнина: "Несчастье от кареты".
      Определенный, по воле помещика, помощником землемера, межевавшего земли гр. Волкенштейна, Щепкин 16 лет блестяще выдержал выпускной экзамен и, по приказанию помещика, произнес приветственную речь попечителю харьковского университета, приезжавшему открывать гимназию, преобразованную из курского губернского училища.
      За превосходное исполнение поручения помещик "позволил Щепкину заниматься, чем хочет". Щепкин тотчас поступил к Барсовым и в 1805 г. сыграл роль почтаря Андрея в драме "Зоя", не без успеха. Лет около двадцати вел он кочевую жизнь, пока, наконец, не был принят в 1823 г. на казенную сцену, в московскую труппу, на амплуа первых комиков. Перед этим он играл с громадным успехом в Полтаве, где, при содействии князя Репнина и при его денежной помощи, выкупился из крепостной зависимости.
      В 1825 г. Щепкин дебютировал в СПб., где также изумлял своею игрою и сделался общим любимцем, перезнакомясь со всеми литературными корифеями. Пушкин относился к нему с глубоким уважением и убедил его вести "Записки". Самым блестящим периодом сценической деятельности Щепкина был промежуток времени с 1825 по 1855 г. когда, по выражению Погодина, он являлся "достойным помощником, дополнителем и истолкователем великих мастеров сцены, от Шекспира и Мольера до наших отечественных писателей - Фонвизина, Капниста, Грибоедова, Гоголя, Шаховского, Загоскина и Островского".
      У Щепкина был высокий, неподражаемый комический талант, в соединении с юмором и поразительной веселостью, ему одному свойственным. Игра его, чуждая малейшей фальши, заключавшая в себе бездну чувства, искренности и правды, магически действовала на зрителей. Эту игру Белинский признавал творческой, гениальной: "Щепкин - художник; для него изучить роль не значит один раз приготовиться для ее, а потом повторять себя в ней: для него каждое новое представление есть новое изучение".
      Щепкин был крайне самобытен и своеобразен в передаче самых трудных характеров, придавая им колорит блестящий, яркий, поражая естественностью и непринужденностью игры. Его гениальному исполнению равно были доступны и иноземные характеры и типы, и чисто русские, со всеми оттенками национальности, со всеми чертами страны или века, в которых эти характеры и типы существуют.
      Многие мольеровские типы Щепкин передавал так, что сами французы нередко могли бы нам позавидовать; никто не играл стариков Мольера лучше Щепкина. С неподражаемым талантом воссоздавал он малорусские типы и часто знакомил публику с Украиной и ее нравами нагляднее, чем история и поэзия.
      Несмотря на свой могучий талант, Щепкин работал над развитием его с необычайной энергией, не доверяя своему вдохновению, и нередко пересоздавал роль, отыскивая в типе и характере черты, незамеченные им ранее.
      Так честно смотрел он на искусство, которое не любил, а обожал. "Жить для Щепкина - говорит С. Т. Аксаков - значило играть на театре; играть - значило жить". Театр был для него утешением в горе и даже целебным средством. Многие были свидетелями, как артист выходил на сцену совершенно больной и сходил с ее здоровым. Как удивительный, почти идеальный образец, Щепкин имел самое благотворное влияние на московскую труппу; благодаря нему, она достигла совершенства в свои блестящие дни. Помимо своей игры, Щепкин услаждал москвичей мастерским чтением гоголевских произведений на литературных вечерах, которые устраивал с 1843 г. Человек с гибким умом, пылким воображением, необыкновенно добрый, приветливый, отличный собеседник, коротко знавший Россию, по его собственному выражению, от дворца до лакейской, он интересовал весь цвет интеллигенции того времени; его дружбой дорожили Пушкин, Гоголь, Белинский, Грановский, Кудрявцев.
       В 1855 г. было с большим торжеством отпраздновано 50-летие его служения русской сцене. В 1863 г., по совету врачей, он уехал на южный берег Крыма и скончался, 11 августа, в Ялте.
      Выдающемуся земляку посвящена специальная экспозиция в Белгородском государственном историко-краеведческом музее «Щепкинский уголок». Здесь представлена мебель из дома Щепкиных: стол из гостиной, украшенный художественной резьбой по дереву, старинное затейливое кресло. Имеются личные вещи М. С. Щепкина. Среди них – бювар, в него он складывал свои переписанные от руки роли; фарфоровая статуэтка-шарж на Михаила Семеновича; картина аллеи, по которой любил ходить Михаил Семенович, обдумывая роли. Картину рисовала жена внука М. С. Щепкина. И еще – любимая палка актера. В последние годы жизни он редко расставался с нею. Опирающимся на эту палку изображен актер и на известном портрете кисти Ильи Репина. Работа уже много лет находится в холле Малого театра, а палка – в Белгородском краеведческом музее.
      В Белгороде на проспекте Ленина установлен памятник М. С. Щепкину. Его авторы – скульпторы В. М. Клыков и А. А. Шишков, архитекторы В. С. Хаджиборонов и С. С. Михалев.
      В 1938 году отмечалось 150-летие со дня рождения М. С. Щепкина. Колхозу «Красный колос» на родине великого земляка было присвоено его имя.
      В селе Красном в 1973 году открыли музей М. С. Щепкина. В двух скромных залах общественного музея собрали интересный материал о жизненном и творческом пути актера. Здесь – подарки Малого театра и Белгородского государственного академического драматического театра, писателей, журналистов. В 1980 году общественный музей М. С. Щепкина получил почетное звание «народный». В год 200-летнего щепкинского юбилея на месте прежнего музея поднялось новое, современное здание. Экспозицию нового музея в селе Красном оформляла группа художников из Ленинграда во главе с В. М. Пискуновым и М. И. Кудрявцевым.
Энциклопедия Брокгауза и Ефрона

      В отделе литературы по искусству КОНБ им. Н. Н. Асеева можно более подробно познакомиться с литературой о творчестве М.С. Щепкина.

Из воспоминаний о М.С. Щепкине

      Когда в 1913 году отмечалось 125-летие со дня рождения Щепкина, газета «Русское слово» поместила воспоминания старейших актрис Малого театра Н. В. Рыкаловой и Н. А. Никулиной.
      Беседы с ними записал, по-видимому, С. В. Потресов (Яблоновский), подписавший их буквой «П» — ею подписаны многие информационно-хроникальные заметки театрального отдела газеты, в котором он сотрудничал.
      Центральной темой обеих заметок оказалась характеристика отношений М. С. Щепкина и А. Н. Островского.
      Рыкалова и Никулина рассказывают преимущественно об отношении Островского к Щепкину, что остается пока куда менее известным и исследованным, нежели отношение Щепкина к Островскому.
      Стоит напомнить, что и Н. В. Рыкалова (1824—1914) и Н. А. Никулина (1845—1923) были обязаны Островскому едва ли не важнейшими из своих побед. Лучшей ролью Рыкаловой была Кабаниха в «Грозе». О Никулиной Островский упоминал с гордостью: «Лучшая, блестящая inegenue, Никулина,— совсем мое создание» (там же, т. 12, с. 246).

Надежда Васильевна Рыкалова

      Мои родители... были очень дружны с семьей Михаила Семеновича. Одно время мы жили как раз против Щепкиных и бывали у них ежедневно. Щепкины вели широкую жизнь. Обедать у них никогда не садилось меньше двадцати человек. Сам М. С. был очень хлебосолен и бывал всегда не в духе, когда у него было мало народа.
      Иные современники толковали это, как желание показать себя, заставить говорить о себе. Такого мнения держался, между прочим, и А. Н. Островский, считавший Щепкина «тонким дипломатом». Вряд ли А. Н. Островский был прав. Ведь всем известно, что сыновьям М. С. Щепкина частенько приходилось сдерживать пыл этого «тонкого дипломата». Покойный действительно любил бывать в кругу знаменитостей. Но и сам он был замечательный артист и очень интересный, увлекательный собеседник. Это именно и влекло к нему всех, группировало вокруг него всю тогдашнюю литературную и ученую Москву.
      На сцене с Михаилом Семеновичем я прослужила семнадцать лет. В одной «Свадьбе Кречинского» я играла с ним более трехсот раз. Партнер он был замечательный.
      Первое время службы в Малом театре Щепкин всецело был под влиянием Ф. Ф. Кокошкина и кн. Шаховского. Они, были истинными учителями и наставниками и вся реальная школа на Малой сцене, пошла от них. Кокошкин же открыл Шумского. Я ясно помню рассказ его об этом. В театральную школу в те времена принимали по жребию. Чесноков (настоящая фамилия Шумского) вытянул пустой жребий. Смышленое личико и красивые глаза мальчика обратили внимание Ф. Ф. Кокошкина, и он сказал: «Милый (любимое обращение Кокошкина), ты не умеешь вынимать жребий. Дай я вытяну за тебя». И вытащил тоже пустой билет, но скрыл и это и сказал: «Ну вот, видишь — принят». Через год двенадцатилетний Чесноков выступил в роли Шумского в пьесе «Актриса Троепольская». Игра его всех поразила. Шаховской был в восторге и тогда же окрестил его Шуйским. «Уж очень крепко пахнет твоя фамилия», — сказал он маленькому Чеснокову. — Оставайся навсегда Шуйским».
      У Щепкиных я часто встречала Н. В. Гоголя. Мне не нравились его длинные волосы и нос. Гоголь любил малиновое варенье и засахаренные орехи. Когда он приходил к Щепкиным, ему всегда подавали и то и другое, и помню, как поражалась я, когда Гоголь начинал, есть варенье столовой ложкой.
      Сильное влияние на дела театра Щепкин приобрел при Загоскине.
      Помню я, как появился в доме Щепкиных Миша Лентовский. Это было в день именин Михаила Семеновича. Разумеется, на них съехалась «вся Москва». Михаил Семенович был растроган. А тут как раз принесли письмо из провинции. В письме Миша Лентовский рассказывал о своем стремлении на сцену и умолял Щепкина, щедрость которого всем известна, помочь ему выбраться из трущобы. М. С. тут же устроил подписку и на дорогу Лентовскому собрали сорок рублей, что по тогдашним временам считалось большими деньгами. Деньги отправили, но о Лентовском около двух месяцев не было, ни слуху, ни духу. Как вдруг в один прекрасный день в дом Щепкиных явился какой-то косматый юноша в тулупе. С первых же слов Щепкин и Лентовский поняли друг друга, и Щепкин оставил молодого провинциала жить у себя. Действительно, широкие натуры этих людей были удивительно схожи.
      Ясно помню я похороны М. С. Щепкина. Встретить его прах вся труппа выехала к Серпуховской заставе. Отпевание происходило в церкви Филиппа Митрополита, что на Мещанской. Посторонних, как у Серпуховской заставы, так и здесь, было немного.
      В театре смерть М. С. Щепкина прошла мало замеченной. Начиналось сильное влияние А. Н. Островского, а его сердцу М. С. Щепкин был мало любезен.


Надежда Алексеевна Никулина

      Мне было всего шестнадцать лет, когда умер Михаил Семенович. Я довольно часто бывала у Щепкина в последние годы его жизни. Щепкин позвал меня и Глашеньку Федотову в свой дом после того, как нас отметили в театральной школе и стали поручать небольшие рольки в театре. Ездили к Щепкиным мы обыкновенно по воскресеньям и весь день проводили у них. Было чрезвычайно весело. Масса молодежи, студентов, сам Щепкин, всегда радушный и милый, — все это влекло нас, и потому мы всю неделю мечтали о воскресенье. Был ли Щепкин моим учителем? Скорее нет. О правильных занятиях ни со мною, ни с Г. Н. Федотовой не может быть и речи, но указаниями его мы часто пользовались. Бывало, спросишь его, как нужно сказать ту или иную фразу, а он в ответ: «Сама подумай, как бы ты сказала ее, если бы это на самом деле с тобой случилось. Так говори и на сцене». Если удавалось сделать так, как ему хотелось, — он всегда хвалил. Щепкин пользовался большой популярностью в тогдашнем обществе, но имел и противников. Среди последних, к сожалению, находился и А. Н. Островский, ставивший в вину Щепкину его умение быть любезным сердцу начальства. Я была очень близка семье Островского, так как жена Александра Николаевича Машенька Васильева была моей закадычной подругой со школьной скамьи, и мне всегда было неприятно слушать нелестные отзывы А. Н. [Островского] о Михаиле Семеновиче. Думаю, что отчужденность Щепкина и Островского была результатом различия их натур. М. С. Щепкин был, прежде всего, человеком общества. Человеком, который, прежде всего, хотел быть всем приятным. А. Н. Островский был человек увлекающийся и в своих увлечениях часто пристрастный.

Последние семейные воспоминания

      Домашние предания, записанные в начале 1980-х годов праправнучкой Щепкина актрисой Малого театра Александрой Александровной Щепкиной (Дьяконовой).
      Мне хочется поделиться теми домашними рассказами о Михаиле Семеновиче Щепкине, которые передавались из уст в уста несколькими поколениями его потомков. Это — последние крохи семейных воспоминаний, не попадавшие в печать. Я слышала эти рассказы (как и другие, давно опубликованные) от матери, Елены Николаевны Щепкиной, правнучки Михаила Семеновича, актрисы Малого театра. Думаю, при всей незначительности они дополнят ставший хрестоматийным образ М. С. Щепкина.
      Много было смешных рассказов о сосредоточенности и рассеянности Михаила Семеновича.
      Как-то по дороге на репетицию он купил лимбургский сыр, который очень любил, в театре позабыл о засунутой в карман покупке и долго, пока случайно не обнаружил, не мог понять, почему от его одежды идет неприятный запах, обвиняя в нем домашних кошек и собак.
      Вернувшись однажды из клуба, он услыхал от жены, что дома нет ни копейки. «Что ж делать, Алеша!» — утешал он ее, убежденный, что и его кошелек пуст, но тут, же выронил из кармана несколько золотых — вечерний клубный выигрыш, о котором успел позабыть. Скажу к слову, что Елена Дмитриевна (Щепкин звал ее Алешей) отличалась редкой красотой, и московский художник С. А. Живаго часто писал с нее героинь своих религиозных композиций.
      Несколько смешных рассказов связано с заграничной поездкой Михаила Семеновича. В Париже он в одиночестве отправился на какой-то мольеровский спектакль и, выйдя на улицу, после его окончания, погруженный в свои впечатления, настолько отрешился от окружающего, что не заметил, как заблудился и оказался у городской заставы. Не зная города и не говоря ни слова по-французски, он тщетно пытался найти мэрию, пока кто-то из его обеспокоенных спутников по путешествию искал его через полицию. Тогда же, но, кажется, не в Париже, а в Берлине, Михаил Семенович привык, что к лечившемуся в Германии его сыну Дмитрию приходили с визитом люди, не знающие русского языка. И когда появился гость, говоривший по-русски, Михаил Семенович упорно продолжал объясняться с ним мимикой и жестами, разводил руками в знак того, что не понимает его слов, не отдавая отчета в том, что слышит русскую речь.
      В преддверии какого-то семейного праздника в знаменитой московской рыбной лавке купца Мочалова Михаил Семенович присмотрел громадного аппетитного живого осетра. Разница во вкусе между живым осетром и только что уснувшим и тотчас выпотрошенным почти не чувствуется, а разница в цене между ними была велика. Приметив этого красавца и зная, что рыба раскупалась, вяло, Щепкин в надежде сэкономить стал ежедневно заходить в лавку, навещать осетра, ожидая, что тот со дня на день уснет. Но сроки праздничного обеда подошли, осетр не уснул, и у Михаила Семеновича вырвался возглас искреннего негодования, смешанного с неподдельным восхищением: «Надул, подлец! Отгулялся!» В последние годы жизни ощущение высокого художественного наслаждения или просто чувство радости и удовольствия выражались у Михаила Семеновича слезами, и друзья шутили, будто бы он плачет от восторга при виде хорошей телячьей ноги.
      Как-то в Никольском-Тимонине, подмосковном имении сына М. С. Щепкина Николая Михайловича, в то лето, когда там гостили Т. Н. Грановский и его жена Елизавета Богдановна, два внука Щепкина забрались во флигель, где был приготовлен стол для гостей, и напробовались доппелькоммеля до того, что, опьянев, впали в форменное беспамятство. Жена Николая Михайловича, Александра Владимировна Станкевич, в тревоге просила совета, как быть и что предпринять, а Михаил Семенович, сидевший за картами, поднял на нее глаза и сказал: «Я бы их выпорол!»
      Когда Михаил Семенович бывал в Тимонине летом, он обычно по утрам ходил вдоль аллеи, тянувшейся на протяжении четверти версты от усадьбы до большой дороги, и повторял старые роли; другой маршрут его прогулок проходил вокруг бора, расположенного невдалеке от усадьбы. Он любил сидеть на берегу обширного пруда, на пне сломанного бурей дерева, которое называлось дедушкиным креслом.
      Внуки помнили деда добродушным толстым стариком, одаривавшим их сластями. Они рассказывали, что он всегда высказывался категорически против розг, дранья за уши и тому подобной педагогики и что это обстоятельство немало удивляло сыновей Щепкина, поскольку им в детские годы за непослушание и шалости полагались розги. Один из сыновей Щепкина, Петр Михайлович, любил вспоминать, что отец строго-настрого запрещал ему гоньбу голубей и, застав его однажды за этим занятием, задал нешуточную порку. Другой сын по малолетству предпочитал, вопреки запретам, гонять не голубей в небе, а кур по двору. Носясь за ними, он раз споткнулся, упал и подвергся нападению налетевшего петуха. Услыхав рев, отец спас сына от обидчика-петуха, а затем подверг экзекуции, не поверив его рассказу, будто петух, спутал его с соседским петухом, своим соперником. Когда сыновья поступили в гимназию, им не разрешались траты на извозчиков, и замеченных в мотовстве ожидали неминуемые розги. С годами в отношении Михаила Семеновича к наказаниям детей случилась крутая перемена, которую близкие объясняли влиянием московской университетской и литературной среды. Когда директор первой московской гимназии, где учились Николай и Петр Щепкины, потребовал за какие-то провинности подвергнуть их телесным наказаниям или грозил отчислить, Щепкин предпочел последнее, и оба они были подготовлены в университет старшим братом Дмитрием и посещавшими дом Щепкина студентами.
      Все чада и домочадцы отправлялись обычно на бенефисы Михаила Семеновича. Рассказывали, что в день, когда впервые играли «Женитьбу» Гоголя, случился конфуз. Когда Щепкин — Подколесин стал бранить прачку («Проклятая прачка, как скверно накрахмалила воротнички — никак не стоят. Ты скажи ей, Степан, что если она, глупая, так будет гладить белье, то я найму другую. Она, верно, с любовниками проводит время, а не гладит»), ему ответил откуда-то с верхних ярусов женский голос: «Грех вам, Михаил Семенович! Уж я так старалась, так старалась. Ведь я же знала, что ваш бенефис. Да и любовников у меня нет!» Это была постоянная прачка семьи Щепкиных, очень почтенная женщина, принявшая слова Подколесина за упрек в свой адрес...
Фрагменты публикаций к юбилею М.С. Щепкина.
Журнал «Театр», ноябрь 1988 года

Н. В. Гоголь и М. С. Щепкин

      Знакомство Гоголя с великим русским актером, реформатором сцены Михаилом Семеновичем Щепкиным (1788—1863) произошло в первых числах июля 1832 года в Москве. Вполне вероятно, что незадолго до этого, во время петербургских гастролей Щепкина, Гоголю удалось видеть его выступления. Сын Щепкина Петр Михайлович вспоминал о первом посещении их дома Гоголем, в ту пору уже известным автором «Вечеров на хуторе близ Диканьки»: «<...> как-то на обед к отцу собралось человек двадцать пять <...>. В середине обеда вошел в переднюю новый гость, совершенно нам не знакомый. Пока он медленно раздевался, все мы, в том числе и отец, оставались в недоумении. Гость остановился на пороге в залу и, окинув всех быстрым взглядом, проговорил слова всем известной малороссийской песни:
«Ходит гарбуз по городу,
Пытается своего роду:
Ой, чи живы, чи здоровы,
Вси родичи гарбузовы?»
      Недоумение скоро разъяснилось — нашим гостем был Н. В. Гоголь, узнавший, что мой отец тоже, как и он, из малороссов» (Щепкин, т. 2, с. 267). Несмотря на большую разницу в возрасте, знакомство обоих художников вскоре перешло в дружбу.
      К моменту встречи за спиной Щепкина — тогда уже одного из популярнейших русских актеров — лежал более чем двадцатипятилетний опыт театральной деятельности. В составе профессиональной труппы он дебютировал еще в 1805 году в курском театре братьев Барсовых. С провинциальной сценой был связан и весь начальный период деятельности Щепкина, на ней он получил известность как талантливый комик. В 1823 году Щепкин переезжает в Москву, где к концу 1820-х годов приобретает прочную репутацию первого комического актера, выступая главным образом в так называемых светских комедиях и водевилях. Несмотря на успех, сам Щепкин ощущает ограниченность традиционного репертуара, сковывающего его творческие поиски. Для актерской манеры Щепкина характерно стремление к простоте и естественности, психологической достоверности, жизненности создаваемых образов. В этом смысле огромное значение имела для него встреча с драматургией Грибоедова (роль Фамусова в «Горе от ума») и в особенности Гоголя. Вспоминая в 1853 году этих «двух великих комических писателей», Щепкин признавался: «Им я обязан более всех; они меня, силою своего могучего таланта, так сказать, поставили на видную ступень в искусстве» (Щепкин, т.. 2, с. 55).
      Щепкин славился как прекрасный чтец прозаических сочинений Гоголя, с успехом играл в инсценировках гоголевских «Вечеров...», глав второго тома «Мертвых душ» и, разумеется, в пьесах, составляющих основу драматургического наследия писателя, — «Ревизоре», «Женитьбе», «Игроках», «Тяжбе». Заботясь о формировании репертуара Щепкина*, Гоголь не только подарил ему все свои опубликованные драматические сцены и отрывки, но и был инициатором и редактором выполненного специально для Щепкина перевода комедии итальянского драматурга Д. Жиро «Дядька в затруднительном положении», а также, вероятно, «Сганареля» Мольера.
      За долгие годы своей сценической деятельности Щепкин знал немало актерских удач. Однако признанной вершиной его мастерства стала роль городничего в «Ревизоре». Впервые она была сыграна артистом 25 мая 1836 года — в день московской премьеры комедии. С ее подготовкой и связано начало переписки между Гоголем и Щепкиным. Придавая огромное значение постановке восхитившего его произведения, Щепкин пытался склонить автора к приезду в Москву для личного участия в репетициях. Однако, разочарованный приемом, оказанным «Ревизору» в Петербурге, Гоголь противился уговорам московских друзей. Поручив Щепкину руководство постановкой, он ограничил свое участие в ее подготовке лишь письменными инструкциями.
      Вначале не вполне довольный своим исполнением («... сказались недостаток в силах и языке», — пишет он И. И. Сосницкому на следующий день после премьеры), Щепкин продолжал совершенствовать созданный им образ и в результате достиг максимальной убедительности, впечатления полного соответствия авторскому замыслу. «Кажется, что Гоголь с него списывал своего городничего, а не он выполнял роль, написанную Гоголем», — отмечал в 1838 году рецензент «Литературных прибавлений к «Русскому инвалиду» (Щепкин, т. 2, с. 12). «Актер понял поэта: оба они не хотят делать ни карикатуры, ни сатиры, ни даже эпиграммы; но хотят показать явление действительной жизни, явление характеристическое, типическое», — писал В. Г. Белинский (Бел., т. 2, с. 396—397).
      Работа Щепкина над ролью городничего носила характер не просто глубокого проникновения в авторский замысел, но своего рода сотворчества, выявления новых граней в созданном писателем образе. Щепкинское истолкование повлияло и на последующую эволюцию собственно гоголевской интерпретации характера Сквозник-Дмухановского (см.: Алперс В. Театр Мочалова и Щепкина. М., 1979, с. 318—320).
      Вероятно, в значительной степени под впечатлением выступлений Щепкина в «Ревизоре» сложилась и гоголевская концепция «актера-автора» — равноправного с писателем творца драматического произведения. Эта концепция отразилась в одном из своеобразных сочинений Гоголя 1840-х годов — «Развязке «Ревизора». Выведенный в ней в качестве главного действующего лица, Щепкин рисовался автором как образец истинного артиста, в его уста вкладывались дорогие для Гоголя тех лет идеи. Однако содержавшаяся в «Развязке» попытка интерпретации «Ревизора» в моралистическом духе вызвала резкие возражения самого Щепкина, выше всего ценившего в комедии Гоголя ее жизненную достоверность, узнаваемость персонажей (см. его письмо к Гоголю от 22 мая 1847 г.).
      По своей тематике переписка между Гоголем и Щепкиным имеет довольно узкий характер. Почти целиком она связана с вопросами постановки сочинений Гоголя на московской сцене. Однако личности обоих художников раскрываются в ней достаточно полно, а порой и неожиданно. Так, в своих многочисленных постановочных указаниях и пояснениях Гоголь предстает перед нами как профессионально мыслящий режиссер. В то же время актер Щепкин обнаруживает в своих письмах к писателю несомненную литературную одаренность. Среди современников Щепкин слыл превосходным рассказчиком. Человек трудной судьбы (родившись в семье крепостного, он получил свободу лишь в 1821 году), глубокий знаток русской жизни, Щепкин обладал еще и поразительной наблюдательностью, даром меткой характеристики, глубокого обобщения. Рассказанные им истории легли в основу «Сороки-воровки» А. И. Герцена, произведений В. А. Соллогуба и М. П. Погодина, были использованы Н. А. Некрасовым и А. В. Сухово-Кобылиным. Отразились они и в творчестве Гоголя (эпизод с кошечкой в «Старосветских помещиках», история о «беленьких» и «черненьких» во втором томе «Мертвых душ»). Одним из образцов щепкинских рассказов служит приведенный им в письме к Гоголю анекдот о курском полицмейстере.
      Жизнь Щепкина была богата яркими встречами. Он дружил с Белинским, Герценом, Шевченко, С. Т. Аксаковым. Однако отношения с Гоголем заняли в жизни артиста особое место. «После «Ревизора», — вспоминает И. И. Панаев, — любовь Щепкина к Гоголю превратилась в благоговейное чувство. Когда он говорил об нем или читал отрывки из его писем к нему, лицо его сияло, и на глазах показывались слезы <...>» (Панаев И. И. Литературные воспоминания. 1950, с. 170). Этой привязанности Щепкин остался верен до конца дней. К Гоголю, свидетельствует его слуга, были обращены последние мысли умирающего актера (Щепкин, т. 2, с. 295).
      До настоящего времени сохранились 11 писем Гоголя к Щепкину и 3 письма Щепкина к Гоголю. За исключением письма Гоголя от 21 октября (2 ноября) 1846 года, все они публикуются в настоящем издании.

Архив выставок

2019   2018   2017   2016   2015   2014   2013    2012    2011

    В этой форме можно оставить заявку на продление срока возврата книг, предварительно указав свой № читательского билета, контактный телефон или e-mail для связи. Если на данную книгу можно продлить срок возврата, то сотрудники библиотеки сообщат Вам об этом.

Имя (Как к вам обратиться)
Номер читательского билета
Укажите автора книги и название,
желаемый срок возврата
Электронный адрес,
если хотите получить ответ