Золотой век русской литературы:
духовные основы

Митрополит Хабаровский и Приамурский Игнатий

     ...Знакомлюсь с прекрасным шеститомником М.М. Дунаева «Православие и русская литература». Там все ясно, четко и неотразимо-убедительно: у русской литературы тоже есть мощное внутреннее духовное ядро — Православие. Все из него, и все им обусловлено. С этого и начался мой интерес к литературе русской.
     На прошлых, первых Кирилло-Мефодиевских чтениях в Хабаровске представил слушателям некоторые размышления. В этом году они войдут в сборник статей. А вам предлагаю сейчас. Пробегитесь…
     Это краткое сообщение посвящено размышлениям о духовных основах русской литературы. Наиболее ярко их высветил «золотой», девятнадцатый век, потому на нем я бы и хотел остановить свое внимание.
     Наша отечественная словесность, особенно словесность XIX века, неотделима от Православия. И дело не в том, что с первых же шагов русская литература была православной, а русские писатели людьми церковными (хотя до 18-века включительно, было именно так). И даже не в том, что она часто обращалась к сюжетам Евангельским. А в том, что в основе мировидения, мироощущения, творчества каждого русского писателя лежало его православное мировосприятие. Т.е. восприятие мира, человека, с его предназначением и смыслом жизни через главные истины Православия. Православной веры.
     Православие — особая религия. Она существенно отличается даже от его конфессиональных отклонений — католицизма и протестантизма. Одна из главных особенностей Православия — пристальное внимание человека к тому Образу, который Господь вложил в него при сотворении. Не эгоцентризм и обращенность на самого себя, а стремление увидеть в себе и ближнем Образ Божий, обрести к нему путь. И раскрывать в себе этот образ ежедневно, в борьбе со своим греховным, падшим естеством, искушениями, «находящими» от мира и инфернальных, демонских сил. Поиск и обретение Бога, как высшей Красоты, Правды, Смысла и Любви. Через скорби и искушения земной жизни обретение жизни в вечности.
     Вот эту особенность и переняла русская литература. Даже «секулярная» литература ХХ века (имеется ввиду литература в истинном, а не суррогатном значении этого слова) в этом смысле является православной. Стефан Цвейг о ней сказал, примерно, следующее: «Посмотрите на огромное количество литературы, книг, которые издаются у нас в Европе. О чем они пишут? Женщина хочет выйти замуж, мужчина хочет разбогатеть, молодой человек хочет жениться благополучно, получить образование… И везде: на чердаках и подвалах, во дворцах и скромных жилищах, — люди думают только об одном — как обеспечить себе благополучие жизни… Возьмите героев Диккенса, о чем они мечтают? Что составляет цель их жизни? Благополучная старость, богатый дом или замок и веселые дети, бегающие на лужайке. О чем мечтают герои Бальзака — гениального писателя: чины, ордена, поместья. Кто из героев Чехова или Достоевского мечтает об этом? Никто, ни один».
     Когда мы говорим, что русская литература в основе своей православна, нужно иметь какие-то основания для этого. Первое основание — ее содержание. Русская литература — это поиск, это литература не готовых решений, а постоянного поиска. А устремлен он всегда в верх, к небу, к высшему. Самый главный конфликт русской литературы — это борьба между добром и злом внутри человека. Какого бы писателя мы с вами не взяли, к какому бы не обратились, везде конфликт один и тот же. Разные освещения, разные к нему отношения, но сущность его одна.
     Второе, о чем мы с вами не должны забывать: православное мировоззрение, которое породило и которое держит по сию пору русскую литературу, зиждется на Евангелии. В Православии нет ничего такого, что не было бы укоренено в Евангелии, а один из главных его жизненных принципов — в словах Христа: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут» (Мф. 6: 19-20).
     В этой великой заповеди определена возможность двух направлений человеческой жизни, двух совершенно противоположных мировоззрений, двух полярных миропредставлений и, как следствие, двух типов культур: сотериологической и эвдемонической. Первая культура направлена на поиски смысла жизни в Боге, вторая — в земных ценностях. Что лукавить, всё крайне просто. Все человечество, и мы с вами делимся на два лагеря. Между людьми можно провести более или менее четкую линию именно по этому признаку: кто мы — сотериологи или эвдемонисты? К какой культуре мы себя относим?
     Если наша главная жизненная цель — спасение, то все что этому содействует, мы считаем добром, даже если это неприятно или больно. Почему Святые Отцы говорят: «…пей поношения и поругания, как святую воду»? Кому приятно, когда его ругают? Только тому, который прекрасно понимает, что терпеть поношения — самый надежный путь избавиться от гордости. А гордость — мать всех грехов, причина вечной гибели человека. И, естественно, то, что мешает спасению, является злом.
     Если же человек ориентирован на земные ценности, если он поглощен земной жизнью, если он, как евангельский богач, стремится только есть, пить и веселиться, то цель у него тоже есть. И то, что ему помогает этой цели достичь — хорошо, что мешает — плохо. Только цель совершенно иная, и понятия «хорошо» — «плохо» исполнены иным содержанием.
     Все герои русских писателей, о которых они размышляют, и в размышления над которыми они вовлекают читателя, мечутся между добром и злом. Причем, в их Евангельском понимании: добро есть открытость Богу и ближнему, небу, зло — заключенность на самом себе.
     Пример — очень яркий православный писатель Ф. И. Достоевский. В его творчестве эта линия проходит очень рельефно и четко. Только слепой не может этого не заметить, но ведь не замечали. О чем его роман «Преступление и наказание»? Я иногда задавал этот вопрос филологам. Основной ответ: «Что заслужил, то и получил», «Совершил преступление — будешь наказан».
     А какой идеей руководствовался сам Достоевский? Если внимательно вчитаться, на протяжении всего романа он несколько раз обращается к Евангелию, и не просто к Евангелию, а к одному из его эпизодов — воскрешению Лазаря четверодневного. И не напрасно: в литературе, особенно в литературе русской, ничего напрасного не бывает.
     В чем суть этого события? Умер человек, прошло несколько дней, он начал разлагаться, но приходит Христос и его исцеляет. И не просто исцеляет, но воскрешает Лазаря, избавляет его от гнили и тления. То же самое происходит с главным героем Раскольниковым. После убийства человека — старушки-процентщицы — он умер. Ходил по земле, думал, разговаривал, но духовно умер. На каторге заключенные даже разговаривать с ним не хотят, настолько отторгающее действует на них его душа, душевное состояние. С мертвым человеком общаться нельзя. И только тогда, когда он принимает Христа, он воскресает. Самый последний эпизод, когда Соня читает о воскрешении Лазаря, звучит гимном этому воскресению. Если этого не понимать, нельзя понять литературу Достоевского и вообще русскую литературу.
     Без понимания Православия трудно понять и Толстого. Мы знаем, что его взгляды были противоположны церковным. Но даже он, когда создавал свое великое творение «Анна Каренина», предварил его стихом из Священного Писания: «Мне отмщение, Я воздам» (Рим. 12: 19). О чем только не писалось в отношении содержания и главной мысли этого романа, какие только не делались предположения: и женщина там была порабощена, и царский строй был отвратительный, и чиновничество было такое ужасное, и свет был прогнивший… Но не это главное. Толстой бы никогда не стал писать об этом, разменивать на такое свой талант. Главная мысль содержится в Библии: «Я буду мстить, и Я буду воздавать». Не ты, человек, а Я. Слова эти исходят от Господа. Толстой показывает мир, высший свет женщину, которая совершила грех, пала. Но изначально предупреждает: никто не должен её судить, потому что сами не лучше. Один есть судья — Господь.
     После пришествия в мир Христа возникли, дифференцировались (они проявляли себя и раньше, но не так явно) два направления человеческой жизни: к Богу и от Бога, к Небесным ценностям и к земным. И чем дольше человечество живет, чем дальше оно отходит от Евангелия, тем трудней ему понять простой, доступный, светлый, чистый язык Священного Писания. Духовное познается духовным. А чем дальше человечество движется по историческому пути, тем менее духовными становится, тем меньше понимает Евангелие. И русские писатели взяли на себя вольно или невольно, осознанно или нет, миссию пророческую — нести в мир истину Евангелия. Классическая литература иных конфессий, никогда не ставила перед собой таких задач.
     В заключении хотелось бы повторить мысль, высказанную в самом начале: вектор русской литературы всегда был направлен вверх, к Богу и увлекал за собой читателя. И в этом, на мой взгляд, главная, непреходящая ценность нашей литературы. Той литературы, которая в России создается и которую мы с полным основанием называем литературой русской.