Русские духовные писатели синодального периода

Митрополит Иларион (Алфеев)

     Благодаря резкому повышению уровня образования духовенства в XVIII-XIX столетиях, благодаря возрождению монашеской жизни в XIX веке, а также в целом благодаря количественному и качественному росту Церкви синодальный период стал временем расцвета русского православного богословия. В этот период было создано множество оригинальных произведений богословского и нравственно-аскетического характера. Если в начале синодальной эпохи православное богословие, из-за определяющего влияния киевской школы и ее выпускников, находилось в плену у западных схоластических схем, то в течение XVIII и особенно в XIX веке эта зависимость была в значительной степени преодолена. Среди наиболее ярких духовных писателей XVIII века следует выделить святителей Димитрия Ростовского и Тихона Задонского, а в XIX веке — святителей Филарета Московского, Игнатия (Брянчанинова), Феофана Затворника и святого праведного Иоанна Кронштадтского.
     Святитель Димитрий Ростовский (1651-1709) жил в период, когда влияние Киевской академии было наиболее сильным, он и сам был ее выпускником. Главным трудом его жизни были «Четьи-Минеи», содержащие жития святых на каждый день года: эти жития святитель составлял преимущественно на основе латинских и польских источников. Перу святителя принадлежит большое количество оригинальных сочинений, таких как «Руно орошенное», посвященное чудесам Черниговской Ильинской иконы Божией Матери, «Розыск о раскольничьей брынской вере» против раскольников, «Рассуждение об образе Божием и подобии в человеке» против отказывавшихся брить бороды по приказу Петра I, «Диариум» (дневник) на украинском языке. Проповеди святителя Димитрия, посвященные церковным праздникам и памятным датам, принадлежат к замечательным образцам церковно-риторического искусства в традициях Киевской академии. Многие сочинения святителя имеют нравоучительный характер: среди них пользовавшийся большой популярностью «Алфавит духовный», в котором в алфавитном порядке расположены поучения по основным вопросам веры. Святитель был автором произведений для театра и религиозных стихотворений, написанных силлабическим слогом.
     Время жизни святителя Димитрия совпало с тем периодом истории Русской Церкви, когда произошел «разрыв между богословием и благочестием, между богословской ученостью и молитвенным богомыслием, между богословской школой и церковной жизнью». Все более заметным становилось расхождение между академической и монашеской традициями: богословие приобретало «школьные» черты, отрывалось от реальной религиозной жизни, а благочестие становилось все менее ориентированным на богословие. Тем не менее святитель Димитрий, помимо киевской учености, впитал в себя также дух исконного монашеского благочестия, сохранявшийся в российских монастырях. Святитель много писал о молитве, о внутренней жизни, о духовном опыте. Лейтмотивом трактата «О молитве человека, уединившегося в клети сердца своего» является противопоставление внутреннего внешнему — как в самом человеке и в способах его обучения, так и в молитве.
     Человек бывает двоякий: внешний и внутренний, плотский и духовный... Обучение тоже бывает двоякое — внешнее и внутреннее: внешнее в книгах, внутреннее в богомышлении; внешнее в любви к мудрости, внутреннее в любви к Богу; внешнее в витийствованиях, внутреннее в молитвах; внешнее в остроумии, внутреннее в теплоте духа... Молитва также бывает двоякая — внешняя и внутренняя: явно творимая и тайно, соборная и бываемая наедине, должная и произвольная... Первая произносится вслух устами и голосом, вторая же — только умом. Первая произносится стоя, вторая же не только стоя или ходя, но и на одре почивая, словом, всегда, когда бы ни случилось возвести ум свой к Богу... Внутренняя молитва... не требует ни уст, ни книги, ни употребления движений языка, ни гортанного гласа... но только возведения к Богу ума и самоуглубления, что возможно делать и на всяком месте.
     Святитель Тихон Задонский (1724-1783) был представителем сложившегося в XVIII веке класса «ученого монашества»: последовательно пройдя через ряд начальственных должностей в духовных учебных заведениях, он в неполные сорок лет получил архиерейскую кафедру. Однако стремление к подвижнической жизни заставило его подать прошение об увольнении на покой и уединиться в Задонском монастыре, где он и написал свои основные сочинения. Все эти сочинения свидетельствуют о глубокой укорененности святителя в восточнохристианском святоотеческом предании, несмотря на то что влияние Запада в них тоже достаточно ощутимо. Стиль сочинений Тихона Задонского — безыскусный и назидательный, рассчитанный на простого читателя. В книге под названием «Сокровище духовное, от мира собираемое» святитель приводит различные явления видимого мира в качестве примера христианских добродетелей или пороков:
     Христиане во Святом Писании овцами называются потому, что между христианами и овцами немалое имеется сходство. Овцы никакому скоту не делают обиды: тако христиане никого не обиждают... В овцах примечается кротость и терпение; когда стригут их, молчат: тако христиане суть смирении, кротки и терпеливи... Овцы пастухам своим послушливы: тако христиане Пастырю и Господу своему Иисусу Христу показуют послушание... Видишь, христианине, свойства овец Христовых, истинных христиан! Разсуждай себе, надлежиши ли ты до благословенного стада сего... Козлищам злыи люди уподобляются. Ибо немалое сходство между козлищами и злыми людьми. Козлища почти всякой скот рогами своими бодут и обиждают: тако злыи люди всякому человеку... делают обиду... Козлища особливый некий издают смрад: тако злыи люди смердят злонравием и беззаконным житием.
     Главный труд святителя — «Об истинном христианстве» — представляет собой пространное и последовательное изложение христианской нравственности. Заглавие труда заимствовано из одноименного произведения немецкого духовного писателя Иоганна Арндта, и некоторые главы (например, «О почитании страстей Христовых») отмечены влиянием католической мистики. В книге отсутствуют ссылки на святоотеческую литературу, зато она от начала до конца пересыпана цитатами из Библии. Святитель придавал чтению Библии особое значение. Не случайно начальные главы первого и второго томов книги «Об истинном христианстве» посвящены необходимости чтения Библии и Евангелия. В эпоху, когда еще не существовало русского перевода Библии и простой народ слышал Писание лишь в церкви за богослужением, святитель Тихон призывал к ежедневному домашнему чтению Библии, которое считал основой духовной жизни христианина.
     Крупнейшим духовным писателем второй и третьей четверти XIX века был святитель Филарет Московский, об архипастырском служении которого говорилось выше. Филарет был не только великим иерархом, выдающимся проповедником и церковно-общественным деятелем; он был еще и крупным богословом, обладавшим обширными познаниями в библеистике, патристике, церковной истории и других науках. Первым значительным сочинением Филарета были «Записки, руководствующие к основательному разумению книги Бытия», в которых он обнаруживает знакомство не только со святоотеческими толкованиями на Священное Писание, но и с данными библейской критики. «Разговоры между испытующим и уверенным о Православии Восточной Греко-Российской Церкви» посвящены изложению основных различий между Православием и западными исповеданиями. «Пространный катехизис Православной кафолической Восточной Греко-Российской Церкви», составленный Филаретом, имел значение в качестве официального краткого введения в вероучение Православной Церкви, хотя и не был вполне свободен от влияния латинской схоластики, сказавшегося как в его форме, так и в его содержании. Большую ценность представляет «Собрание мнений и отзывов» святителя Филарета, содержащее его резолюции, заметки и донесения по различным вопросам богословского, церковно-исторического, общественного и политического характера. Обширная переписка святителя проливает свет на многие аспекты его богословского и нравственного учения.
     Однако основную и наиболее значительную часть литературного наследия святителя Филарета составляют проповеди, издававшиеся при его жизни в христианских журналах и собранные в пяти томах под общим названием «Слова и речи». В этих проповедях раскрывается ораторский талант «российского Златоуста», глубина и острота его богословской мысли, проникновенность религиозного чувства. По содержанию проповеди святителя распадаются на три категории: слова, посвященные церковным праздникам и дням памяти святых; слова при освящении новопостроенных храмов; слова по случаю знаменательных событий в жизни царствующего дома или приветствия его представителям. Впрочем, все эти события нередко были лишь поводом для раскрытия того или иного богословского учения. Не имея возможности — вероятно, за недостатком времени — писать богословские трактаты на определенные темы, святитель использовал форму проповеди для выражения своих богословских взглядов. Каждая проповедь тщательно продумывалась святителем и произносилась по заранее написанному тексту.
     Проповеди святителя Филарета, посвященные церковным праздникам, принадлежат к выдающимся образцам церковного красноречия. В Великий Пяток 1817 года, вспоминая распятие и крестную смерть Спасителя, святитель произносит слово о любви:
     Ныне ли о любви, скажут, может быть, некоторые? Ныне ли, когда плод вражды созрел в вертограде Возлюбленного, когда и земля трепещет от ужаса, и сердца камней разрываются, и око неба помрачается негодованием? Ныне ли о любви к миру, когда и Сын Божий, страждущий в мире, оставлен без утешения и молитвенный вопль Его: Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил (Мф. 27:46) — без ответа Отеческого? Правда, христиане! День вражды и ужаса день сей, день гнева и мщения. Но если так, то что с нами будет, когда и земля не тверда под нами и небо над нами не спокойно? Куда убежать с колеблющейся земли? Куда уклониться из-под грозящего неба? Взирайте прилежнее на Голгофу, и там, где видится средоточие всех бед, вы откроете убежище. Тогда, как трепетна бысть земля, и основания гор смятошася и подвигошася, яко прогневася на ня Бог (Пс. 17:8), не видите ли, как непоколебимо там стоит неукорененное древо Креста? Тогда как и мертвые не почивают в гробах своих, не видите ли, как мирно почиет Распятый на Кресте Своем?.. Христианин! Пусть тьма покрыет землю! Пусть мрак на языки! Востань от страха и недоумений! Светися верою и надеждою! Сквозь тьму приходит свет твой (Ис. 60:1-2). Пройди путем, который открывает тебе раздирающаяся завеса таинств, вниди во внутреннее Святилище страданий Иисусовых, оставя за собою внешний двор, отданный языкам на попрание. Что там? Ничего, кроме святой и блаженной любви Отца и Сына и Святого Духа к грешному и окаянному роду человеческому. Любовь Отца — распинающая. Любовь Сына — распинаемая. Любовь Духа — торжествующая силою крестною. Тако возлюбил Бог мир!
     В проповеди на Рождество Христово 1826 года святитель обращается к теме кенозиса, истощания, «умаления» Иисуса Христа — Бога, ставшего человеком и победившего смерть Своею смертью:
     Люди, пристрастные к великости земной, нередко соблазнялись умалением Иисуса Христа. Но когда уже опытом столь многих веков дознано и то, что Бог Его превознес, что пред именем Его действительно преклонилось всякое колено небесных; земных и преисподних (Флп. 2, 9-11), ибо со дней воскресения и вознесения Его тысячи свидетелей видели, как Небесные Силы раболепно исполняли Его повеления, как, напротив, адские силы Его именем низвергаемы были в бездну; земнородных же миллионы в поклонении Его имени находят свое блаженство; после сего, и пред людьми для того и собравшимся, чтобы преклониться пред именем Иисуса, мы можем освободить себя от труда защищать и оправдывать Его умаление; и не препятствует нам взирать на Его умаление с таким же благоговением, как и на Его величие.
     Будучи Московским митрополитом, святитель Филарет на протяжении нескольких десятилетий освящал храмы Москвы и Московской области. Всякий раз при освящении храма он произносил проповедь, в которой говорил о храме как о вместилище Божества, продолжении Церкви небесной и прообразе нового Иерусалима, сходящего с небес. Проповедуя после освящения Троицкого храма в подмосковном Клину, святитель подчеркивал:
     Бог вездесущ и потому не имеет нужды в храме, который для Него всегда мал и невместителен. Но человек ограничен: и отому имеет нужду в ограниченном явлении присутствия Божия. Бог снисшел к сей нужде человека, и благоволил быть храму, и даровал ему благодать особенного Своего присутствия. Мы знаем одно состояние человечества, когда не нужен ему храм, — это состояние нового Иерусалима, под новым небом, на новой земле... Как особенную, отличительную черту нового Иерусалима, Тайновидец указует то, что в нем нет храма: храма же я не видел в нем (Откр. 21:22)... Но мы еще не в новом, сходящем с небес, Иерусалиме: следственно, нам нужен храм. Еще тварь, еще собственная плоть наша, грубая, неочищенная, преграждает нам вход во святое, благодатное присутствие Божие: и так надобно, чтобы сие благодатное присутствие само себя отверзло для нас во святом храме. Еще небеса, куда вознесся Христос, свет наш, не отверзаются и не открывают нам сияния славы Его: надобно нам пока хотя малое небо на земле, свет, хотя сокровенный в тайне; и сие можем мы обрести во храме, чрез молитву, чрез слово Божие, чрез Таинства.
     Богослужения по случаю дней тезоименитства государя императора или членов царствующего дома, которые Филарет непременно возглавлял, давали ему возможность произнести проповедь, соответствующую празднуемому событию. Однако в большинстве подобных случаев святитель выходит далеко за рамки официальной темы и предлагает слушателям развернутый богословский трактат по тому или иному богословскому вопросу. Так, например, в проповеди, произнесенной по случаю тезоименитства императора Александра I, святитель развивает учение об имени как о «существе или свойстве вещи», выражаемых словом, как о «силе вещи, заключенной в слове»:
     Радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах (Лк. 10:20)... Если важными почитаются некоторые земные имена, как должны быть важнее имена небесные... Слово Божие, слово живое вообще, в котором следственно и в особенности имена принимать должно за слова живые, во многих случаях заставляет нас думать о именах со вниманием и с важностию... Надобно ли показать мудрость, только вышедшую из рук творческого человека, и его власть над прочими земными тварями? Слово Божие приписывает ему наречение имен, а нареченным от него именам достоинство, по которому не нужно их переменять: и чтобы как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей (Быт. 2:19). Должно ли прославить верховную мудрость и могущество Самого Бога? Ему приписывается наречение имен вещам небесным: Исчитаяй множество звезд и всем им имена нарицаяй (Пс. 146:4). Надобно ли воинствующему за Христа и побеждающему обещать награду, высшее достоинство, блаженство? Ему обещается новое имя: Лам ему камень бел, и на камне написанное новое имя (Откр. 2:17). Что же такое имя, по разуму слова Божия? Имя есть существо или свойство вещи, представленное словом; имя есть некоторым образом сила вещи, заключенная в слове: ибо, например, имя Иисуса, как заметили сами апостолы, даже в устах людей, не последовавших Иисусу, но приявших Духа Святого, изгоняло бесов (Мк. 9:38). Посему понятно, как важно имя, написанное на небесах; или, одним словом, небесное, и как радостно получить такое имя. Ибо имя небесное должно представлять собою свойство небесное, должно заключать в себе небесную силу. Радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах, если они подлинно там написаны.
     Младшим современником Филарета Московского был святитель Игнатий (Брянчанинов). Он происходил из дворян, что само по себе было большой редкостью для священнослужителя XIX века (абсолютное большинство клириков происходило из семей духовенства). В молодости он был учеником Оптинского старца Льва, затем настоятелем Сергиевой пустыни под Петербургом и некоторое время — епископом Ставропольским. Последние годы жизни святитель провел на покое, предаваясь литературным трудам. Его перу принадлежит сборник проповедей под названием «Аскетическая проповедь», собрание богословских трактатов и размышлений под общим названием «Аскетические опыты», собрание писем, антропологические трактаты «Слово о человеке» и «Слово о смерти», другие трактаты богословского и духовно-нравственного содержания. Главным трудом святителя является «Приношение современному монашеству», которое он считал своим духовным завещанием: это сочинение содержит наставления относительно внешнего облика монаха и его внутреннего делания.
     Святитель Игнатий обладал незаурядным литературным дарованием, некоторые его сочинения отличает образность и поэтичность. Подобно Григорию Богослову и автору «Макариевских бесед», он обращался к явлениям природы, в которых видел прообразы духовных реальностей. В одном из своих эссе он описывает зимний сад с обнаженными деревьями, покрытыми снежным покрывалом:
     ...Кругом все — тихо, какой-то мертвый и величественный покой... Внезапно упала завеса с очей души моей: пред ними открылась книга природы. Эта книга, данная для чтения первозданному Адаму, книга, содержащая в себе слова Духа, подобно Божественному Писанию. Какое же учение прочитал я в саду? — Учение о воскресении мертвых, учение сильное, учение изображением действия, подобного воскресению. Если б мы не привыкли видеть оживление природы весною, то оно показалось бы нам вполне чудесным, невероятным. Не удивляемся от привычки; видя чудо, уже как бы не видим его! Гляжу на обнаженные сучья дерев, и они с убедительностью говорят мне своим таинственным языком: «мы оживем, покроемся листьями, заблагоухаем, украсимся цветами и плодами: неужели же не оживут сухие кости человеческие во время весны своей?»... И ежегодно повторяет природа пред глазами всего человечества учение о воскресении мертвых, живописуя его преобразовательным, таинственным действием.
     Святитель Игнатий ратовал за серьезное отношение к традиции Православной Церкви, призывал к чтению Евангелия и творений святых отцов (которые в его время начали издаваться на русском языке), к «удалению от книг, содержащих в себе лжеучение». Несколько сочинений святителя посвящено молитве Иисусовой — в них он говорит об Иисусовой молитве как о ежедневном делании монахов и мирян. Большое место в сочинениях святителя занимают предупреждения против «прелести» — духовного прельщения под воздействием ложных мистических состояний. Резко негативным был взгляд Игнатия на католических мистиков эпохи Средневековья и Возрождения — Фому Кемпийского, Франциска Ассизского, Игнатия Лойолу, Терезу Авильскую. Во времена Игнатия Брянчанинова увлечение католическим мистицизмом было широко распространено в дворянской среде, и «Подражание Христу» Фомы Кемпийского пользовалось большой популярностью. Произведениям католических мистиков святитель противопоставлял творения аскетических писателей Восточной Церкви — Симеона Нового Богослова, Григория Синаита и других. Из изречений отцов египетской пустыни, переведенных на русский язык, святитель составил сборник под названием «Отечник», получивший широкое хождение.
     Взгляд Игнатия на церковную действительность своего времени отличался крайним пессимизмом. Он считал необходимым созыв Собора для исправления недостатков церковной жизни, появившихся вследствие реформ Петра I. Записка, которую он по этому вопросу составил, начинается с заявления о полной дехристианизации и расцерковленности российского светского общества: «Дух времени таков и отступление от православно-христианской веры начало распространяться в таком сильном размере, безнравственность так всеобща и так укоренилась, что возвращение к христианству представляется невозможным». Несмотря на такое начало, святитель далее призывает российское общество к «всецелому оставлению разврата, всецелому подчинению себя строгой христианской нравственности», которая заключается в воздержании от «театров, плясаний, карт и прочих игр сатанинских», а также от чтения языческой литературы.
     Говоря о положении Российской Церкви, святитель отмечает, что с конца XVII века «западным ветром нанесено много грязной пыли в недра Церкви и в недро государства ко вреду для веры, нравственности и народности», на Церковь стали смотреть через призму «разврата, протестантизма и атеизма». Необходим, по мнению святителя, немедленный созыв Собора с участием представителей восточных патриархов. Последние «неминуемо потребуют значительного возвращения от уклонений, возвращения, необходимого для восстановления во Всероссийской Церкви духа Церкви Вселенской, от которого она уклонилась преимущественно в своем Синоде, тщетно именуемом Святейшим, и в своих Духовных училищах, производящих почти наиболее протестантов и атеистов».
     Несмотря на то что святитель был лично знаком с Оптинскими старцами, он дает резко негативную оценку состояния монашеской жизни в Российской Церкви:
     У нас монастыри извращены; извращено в них все, извращено самое значение их. Духовные училища столько чужды духа православной веры, что вступление в монастырь кончившего курс семинарии есть величайшая редкость, и не было примера в 50 лет со времени учреждения Духовных академий в России, чтоб кто-либо, хотя один человек, окончив курс в академии, вступил в монастырь... У нас монастыри в крайнем упадке.
     В своей записке Игнатий не призывает к восстановлению патриаршества, однако считает необходимым «Синоду дать правильную организацию» и существенно ограничить власть обер-прокурора. Он также призывает к реформе духовных учебных заведений, считая необходимым «изъять из них все языческое, все, даже косвенно влекущее к вольнодумству, безнравственности, иронии, к шутке, к игривости, что все так противно духу христианства и так заразительно действует на испорченную натуру человеческую». В семинариях должны преподаваться философские дисциплины, учение отцов Церкви, а также и естественные науки, к которым апеллируют нигилисты. «Природа возвещает Бога... и науки, объясняющие законы природы, тем сильнее возвещают Бога, — отмечает святитель. — Все великие ученые, математики и естествоиспытатели, как-то: Ньютон, Лейбниц, Неккер, — не только были деистами, но и признавали христианство. Безбожниками были почти все софисты, не знавшие положительных наук и предававшиеся необузданному умствованию и мечтательности».
     Цитированная записка по понятным причинам не могла быть опубликована при жизни святителя. Однако тот резко критический взгляд на церковную действительность, который выражен в ней, в более мягкой форме присутствует и в его опубликованных сочинениях. Игнатий был не одинок в своей критике синодального строя, монастырей и духовных школ. В его время эта критика раздавалась из недр светского общества, в том числе от лиц, разорвавших с Церковью. «Очерки бурсы», написанные бывшим семинаристом Н.Г. Помяловским, рисуют ужасающую картину быта Духовного училища и Духовной семинарии середины XIX века. Ни принадлежность к духовному сословию, ни учеба в семинарии не способны были дать надежную прививку от атеизма и нигилизма, что показывают примеры Н.А. Добролюбова и Н.Г. Чернышевского: оба они были сыновьями священников и выпускниками семинарии, но разошлись с Церковью и встали на материалистические позиции. Игнатий Брянчанинов, не принадлежавший к духовному сословию по рождению, восставал против его кастовости именно потому, что сознавал уязвимость сословного духовенства перед вызовом материализма, приобретавшего все большее число сторонников в среде дворянства и интеллигенции. Для ответа на этот вызов Церковь, по мнению святителя, необходимо было реформировать сверху донизу — от Синода до Духовных семинарий и училищ.
     Святитель Феофан Затворник (1815-1894) заметно отличался от Игнатия Брянчанинова как по богословским взглядам, так и по общему умонастроению. Для Игнатия был характерен пессимизм во взгляде на современную ему церковную действительность, его книги полны предостережений против прелести, заблуждений, вредных влияний. У Феофана Затворника акцент делается скорее на положительных сторонах духовной жизни: в его писаниях больше здорового  оптимизма, духовной трезвости. Между двумя святителями имела место полемика по вопросу о телесности души и Ангелов: Игнатий в «Слове о смерти» утверждал, что душа и Ангел имеют некую тонкую («эфирную») телесную оболочку, а Феофан настаивал на том, что «душа и Ангел — не тело, а дух». Оба святителя занимались переводами с греческого языка, но их отношение к оригинальному тексту было различным: для Игнатия характерно стремление к максимально точному воспроизведению источников, тогда как Феофан подходит к ним с большой долей свободы, заимствуя необходимое и опуская то, что ему кажется ненужным или неполезным. Большинство переводов святителя Феофана представляют собой скорее пересказ, адаптацию текста к нуждам современников, чем собственно перевод. Это относится, в частности, к сделанному им переводу «Добротолюбия», в котором оригинальное «Добротолюбие» Никодима Святогорца было расширено за счет включения большого количества текстов, отсутствовавших в нем, а некоторые оригинальные тексты существенно сокращены. Помимо «Добротолюбия», Феофану принадлежат переводы древних иноческих уставов и творений преподобного Симеона Нового Богослова.
     Святитель Феофан был автором значительного количества оригинальных сочинений, главным образом экзегетического и духовно-нравственного характера. Перу святителя принадлежат многотомное «Толкование апостольских посланий», книги «Путь ко спасению», «Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться», «Мысли на каждый день года», собрание писем и проповедей. Большинство этих произведений (за исключением проповедей) относится к периоду затвора, который продолжался 28 лет после того, как святитель добровольно отказался от управления Владимирской епархией.
     Суть духовно-нравственного учения святителя Феофана выражена в следующих его словах: «Что значит быть христианином? Значит и веровать право, и жить свято, и освящаться Таинствами, и слушаться руководства пастырей, и к Церкви Божией Православной принадлежать, и все ею повелеваемое строго исполнять — т.е. совершать все то, что... составляет путь ко спасению». Церковь Православная является, по словам святителя, той духовной Матерью, которая сопровождает человека в течение всей жизни — от рождения до смерти — и приводит его к спасительным вратам Царствия Божия. В Церкви есть все необходимое для спасения и научения:
     Нужны тебе наставления — иди в Церковь, слушай и смотри. И чрез ухо, и чрез око польются в тебя всякого рода уроки. Слушай Апостол, Евангелие, пророков — и поучайся; внимай песнопениям — и вразумляйся; смотри на священнодействия — и возносись горе, вникая в значение их и смысл; видишь изображения, поминай славные дела изображенных и порывайся подражать им... Желаешь ли навыкнуть молитве и получить руководство в ней? О! этим паче всего богата Святая Церковь. Она и готовые молитвы даст тебе, и научит самого своими словами возноситься к Богу в молитве. В ней всё молитва, — и всякий найдет там молитвы всякого рода и на всякий случай... Имеешь ли нужду смирить плоть?.. Вот тебе в пособие и руководство — пост за постом... Если пал и имеешь нужду очистить совесть свою, — эти же посты дают тебе и сильное к тому побуждение и благоприятное время. Поговей, исповедуйся, причастись Святых Христовых Тайн и, став таким образом твердой ногой опять на должный путь, теки им бодренно. Имеешь ли какую частную потребность? На всякую, какая бы она ни была, найдешь в Церкви благопотребное удовлетворение. Помыслы ли смущают, духи ли стужают, скорбь ли тяготит, в путь ли собираешься или дома что начинаешь, — на все это и другое многое найдешь в Церкви и молитву ходатайственную, и священнодействие освятительное, и руководство указательное... Много у нас потребностей, которые не пресекаются, а требуют своего всю жизнь, начиная с минуты рождения до смерти. Святая Церковь так и обнимает своей церковностью всего человека и во всю жизнь, она принимает его в свои объятия тотчас по рождении, сопутствует ему по всему течению жизни и препровождает его на тот свет... Прославь же Господа, столь богатую, мощную и попечительную Церковь нам устроившего, и будь всегда вседушно и с верой покорен ей...
     В своих сочинениях и письмах святитель Феофан постоянно говорил об учительном характере православного богослужения и необходимости регулярного участия в нем для всякого верующего. В то же время он сознавал, что славянский язык, на котором совершаются службы, непонятен для большинства верующих. Выходом из положения святитель считал не перевод богослужебных текстов на русский язык, а создание нового, упрощенного и уясненного, славянского перевода:
     Наши богослужебные песнопения все назидательны, глубокомысленны и возвышенны. В них вся наука богословская и все нравоучение христианское, и все утешения и все устрашения. Внимающий им может обойтись без всяких других учительных христианских книг. А между тем большая часть из сих песнопений непонятна совсем. А это лишает наши церковные книги плода, который они могли бы производить, и не дает им послужить тем целям, для коих они назначены и имеются. Вследствие сего новый перевод церковных книг богослужебных неотложно необходим.
     О необходимости сознательного участия в богослужении многократно писал святой Иоанн Кронштадтский. Холодность к богослужению, отмечает он, происходит от двух причин: «одни не понимают его, а другие, хотя и учили науку о богослужении, но ее преподавали им сухо, без примеров, одному рассудку». Для того чтобы богослужение было понятным, каждый верующий, по мнению святого Иоанна, должен изучать славянский язык: «Чтение и пение в церкви совершается на языке священном; ему должны учиться все христиане православные, чтобы разуметь сладостные вещания Матери своей, воспитывающей чад своих для неба, для жизни вечной», В другом месте Иоанн Кронштадтский пишет:
     Так как первый учитель наш молитве есть Церковь, которая научена молиться так прекрасно Самим Духом Святым, так как мы не знаем, о чем молиться, как должно (Рим. 8:26), то обязанность всякого христианина — знать язык Матери своей, Церкви. Грех тому, кто не знает достаточно; грех особенно тем, которые, выучившись языкам иностранным, не хотели и не хотят учиться языку Матери-спасительницы. Вообще всем надо понимать и учиться языку славянскому.
     В своих дневниках, проповедях и письмах Кронштадтский пастырь вновь и вновь обращается к мысли о всеобъемлющем характере православного богослужения, его глубокой назидательности и спасительности:
     Храм и богослужение есть олицетворение, осуществление всего христианства: тут в словах, в лицах и действиях возвещается все домостроительство нашего спасения, вся священная и церковная история, вся благость, премудрость, верность и неизменяемость Божия в Своих делах и обетованиях, правда и святость Его, вечная сила Его. Тут чудная во всем гармония, изумительная логическая связь в целом и частях: это истинная Божественная премудрость, доступная простым, любящим сердцам.
     Особенное значение святой Иоанн придавал Божественной литургии. Находя утешение и постоянную духовную поддержку в ежедневном служении литургии, Кронштадтский пастырь призывал верующих к возможно более частому посещению храма, присутствию за литургией и причащению Святых Христовых Тайн. В литургии он видел не только сердцевину христианской жизни, но и духовное средоточие всего мироздания и величайшее чудо Божие.
     Что величественнее, трогательнее, животворнее на земле служения литургии? Тут изображается и совершается величайшее Таинство любви Божией к роду человеческому — соединение Бога с человеками через воплощение, богонаучение, через страдания, смерть, погребение и воскресение, таинство обновления и обожения человечества, Таинство единения людей с Богом посредством вкушения Плоти и Крови Его. Это Таинство своим величием поражает ум, невольно влечет к благоговению, благодарению, славословию Божию всякого смыслящего христианина. Дело Божие, совершаемое литургиею, превосходит своим величием все дела Божии, совершаемые в мире, и самое сотворение мира. Это истинно небесное служение Божие на земле, при котором быть разумно и достойно — есть блаженство, мир и отрада для души.
     Иоанн Кронштадтский был, несомненно, одним из выдающихся духовных писателей рубежа XIX и XX веков. Его книга «Моя жизнь во Христе», другие сочинения и проповеди содержат множество драгоценных мыслей о вере и Церкви, о богослужении и молитве, о Православии и инославии, о настоящем и будущем России. В этих сочинениях Иоанн Кронштадтский выступает прежде всего как учитель христианской нравственности и обличитель неверия. Пророческий голос святого Иоанна, гремевший на всю Россию, призывал народ к покаянию и возвращению в лоно Православной Церкви. Состояние российского общества святой Иоанн оценивал крайне негативно, считая, что беспрепятственное распространение атеизма в народной среде, падение христианской нравственности, отход интеллигенции от Православия приведут страну к духовной гибели. Кронштадтский пастырь ратовал за строгие репрессивные меры против анархистов и нигилистов, за что снискал себе славу махрового монархиста и «черносотенца». В годы, последовавшие за первой русской революцией 1905 года, святой Иоанн писал:
     ...По причине безбожия и нечестия многих русских, так называемых интеллигентов, сбившихся с пути, отпадших от веры и поносящих ее всячески, поправших все заповеди Евангелия и допускающих в жизни своей всякий разврат, — русское царство есть не Господне царство, а широкое и раздольное царство сатаны, глубоко проникшее в умы и сердца русских ложно ученых и недоучек и всех, широко живущих по влечению своих страстей и по ложным, превратным понятиям своего забастовавшего ума, презирающего Разум Божий и откровенное Слово Божие. И потому, смотрите, что творится в нем в настоящее время: повсюду забастовка учащихся и рабочего — в разных учреждениях — люда; шум партий, имеющих целию ниспровергнуть настоящий, установленный Богом монархический строй, повсюдное распространение дерзких безумных прокламаций, неуважение к авторитету власти, Богом постановленной... Дети и юноши вообразили сами себя начальниками и вершителями своей судьбы; браки потеряли для многих всякое значение, и разводы по прихоти умножились до бесконечности; многие дети покинуты на произвол судьбы неверными супругами; царствует какая-то бессмыслица и произвол. Это ли царство православное, это ли царство Господне?.. Если в России так пойдут дела и безбожники и анархисты-безумцы не будут подвержены праведной каре закона и если Россия не очистится от множества плевел, то она опустеет, как древние царства и города, стертые правосудием Божиим с лица земли за свое безбожие и за свои беззакония...
     Одним из злейших врагов Православия святой Иоанн считал Л.Н. Толстого, о котором будет подробнее сказано ниже. На протяжении многих лет Иоанн Кронштадтский боролся против учения Толстого и в своем предсмертном дневнике писал: «Доколе, Господи, терпишь злейшего безбожника, смутившего весь мир, Льва Толстого? Доколе не призываешь его на суд Твой?.. Господи, земля устала терпеть его богохульство». Святой Иоанн критиковал царя и правительство за неспособность противостоять влиянию толстовства: «Земное отечество страдает за грехи царя и народа, за маловерие и недальновидность царя, за его потворство неверию и богохульству Льва Толстого и всего так называемого образованного мира министров, чиновников, офицеров, учащегося юношества». И далее, обращаясь к самому себе: «Молись Богу с кровавыми слезами об общем безверии и развращении России».
     Иоанн Кронштадтский приобрел всероссийскую славу как пастырь и автор духовно-нравственных сочинений. Однако он был, несомненно, еще и выдающимся богословом. Его значение для русского православного богословия, по словам протоиерея Георгия Флоровского, до сих пор не вполне осознано: «Сложилась даже привычка видеть в о. Иоанне только практического пастыря, благотворителя и молитвенника. И редко кто читает его замечательный дневник «Моя жизнь во Христе» как богословскую книгу». Богословской системы в его сочинениях нет, однако в них рассыпано множество глубоких богословских мыслей и прозрений, которые заслуживают отдельного, самостоятельного изучения, до сих пор не предпринятого.
     В частности, Иоанн Кронштадтский был автором оригинального богословского учения об имени Божием и об именах святых. Он говорил о том, что «имя Божие есть Сам Бог»: это выражение встречается многократно на страницах его дневника «Моя жизнь во Христе». При этом Кронштадтский пастырь подчеркивал, что Бог, будучи простым и неделимым, присутствует в Своем имени всем Своим существом, а не только какой-либо частью:
     Имя Божие есть Сам Бог... Потому призови только имя Господне: ты призовешь Господа — Спасителя верующих, и спасешься.
     Молящийся! Имя Господа, или Богоматери, или Ангела, или святого да будет тебе вместо Самого Господа, Богоматери, Ангела или святого; близость слова твоего к твоему сердцу да будет залогом и показанием близости к твоему сердцу Самого Господа, Пречистой Девы, Ангела или святого. Имя Господа есть Сам Господь — Дух везде сый и все исполняющий; имя Богоматери есть Сама Богоматерь, имя Ангела — Ангел, святого — святой.
     Когда ты про себя в сердце говоришь или произносишь имя Божие, Господа, или Пресвятой Троицы, или Господа Саваофа, или Господа Иисуса Христа, то в этом имени ты имеешь все существо Господа: в нем Его благость бесконечная, премудрость беспредельная, свет неприступный, всемогущество, неизменяемость... Имя Его есть Он Сам — единый Бог в трех Лицах...
     Эти формулировки легли в основу «имяславия» — учения о Божественной природе имени Божия и имени Иисусова. Впервые это учение было сформулировано в книге кавказского отшельника схимонаха Илариона «На горах Кавказа», посвященной молитве Иисусовой. После публикации книги среди русских монахов Святой Горы Афон разгорелись споры, приведшие к возникновению внутри русского афонского монашества двух враждующих партий — так называемых «имяславцев» (почитателей имени Божия) и «имяборцев» (противников почитания имени Божия). Первые, вслед за Иоанном Кронштадтским, учили, что «имя Божие есть Сам Бог» и что в имени Божием заключена вся полнота Божества. Имя «Иисус» они считали священным и достойным поклонения, настаивая на том, что оно выше других имен Божиих и совечно Самому Богу. Противники имяславия, напротив, утверждали, что имя Божие не может быть отождествлено с Богом; если это имя и имеет какую-либо силу, то не само по себе, а благодаря тому содержанию, которое вкладывает в него произносящий. В имени «Иисус» они не видели ничего, кроме простого человеческого имени. Опровергая учение имяславцев о том, что имя неразрывно связано с предметом, противники имяславия указывали на относительный характер всякого имени и подчеркивали, что «предметы суть причины имен, а не имена причины предметов». Лидером имяславцев стал иеросхимонах Антоний (Булатович), в прошлом гусар и известный путешественник, осевший на Афоне и втянувшийся в полемику по вопросу о почитании имени Божия. Его перу принадлежат многочисленные сочинения в защиту имяславия, в том числе «Апология веры во имя Божие и имя Иисус». Это сочинение, так же как и большинство других произведений Булатовича, отличается тенденциозностью и полемической заостренностью, что никак не пошло на пользу движению имяславцев.
     Имяславские споры привели к кровавым столкновениям и имели результатом изгнание летом 1913 года около тысячи русских монахов с Афона. Учение имяславцев было официально осуждено Святейшим Синодом в 1913 году, а сами имяславцы, лишенные монашеского звания, разбрелись по городам и весям Руси. Однако история споров на этом не закончилась, и полемика продолжилась на страницах религиозно-философских журналов и газет. В полемике на стороне имяславцев участвовали многие видные религиозные философы начала XX века, в том числе священник Павел Флоренский (1882-1937), М.Д. Муретов (1851-1917), С.Н. Булгаков (впоследствии протоиерей), Н.А. Бердяев, В.Ф. Эрн (1882-1917); точку зрения противников имяславия озвучивал С.В. Троицкий (1878-1972). В 1914 году в судьбу имяславцев вмешался император Николай II, что способствовало значительному смягчению позиции Святейшего Синода. Поместный Собор Русской Православной Церкви 1917-1918 годов вернулся к проблематике имяславских споров и сформировал специальный Подотдел по имяславию во главе с архиепископом Феофаном (Быстровым). Однако Собор не успел вынести по данному вопросу какое-либо решение. Споры о почитании имени Божия продолжались в течение всего XX века — как в России, так и в эмиграции.