Иеромонах Василий (Росляков)

     Иеромонах Василий (в миру Игорь Иванович Росляков; 23 декабря 1960, Москва — 18 апреля 1993, Оптина пустынь) — иеромонах Русской Православной Церкви, выпускник МГУ, мастер спорта международного класса, капитан сборной МГУ и член сборной СССР по водному поло, поэт, один из трёх иноков, убитых в Оптиной пустыни в пасхальное утро 1993 года (двое других — иноки Ферапонт и Трофим).
     Отец, Иван Фёдорович Росляков — военный. В годы Великой Отечественной войны сражался на Северном флоте, после окончания войны служил в правоохранительных органах. Мать, Анна Михайловна, работала ткачихой на московской фабрике.
     Вскоре после рождения Игорь был крещён с именем Игорь — в честь благоверного Великого князя Игоря Черниговского.
     Закончил факультет журналистики МГУ имени М. В. Ломоносова. Серьёзно занимался водным поло. Выступал за университетскую команду по водному поло, в то время одну из сильнейших в СССР. В его активе — звание лучшего игрока чемпионата Европы среди юношеских команд.
     В ноябре 1987 года бывшая в советское время музеем Оптина пустынь была передана Русской православной церкви. Началось восстановление обители, а 3 июня 1988 года в ней прошло первое богослужение. Узнав о возрождении пустыни, Игорь решил её посетить и приехал в обитель — послушником, вскоре после состоявшегося 6 июня 1988 года прославления преподобного Оптинского старца иеросхимонаха Амвросия (Гренкова). Пробыв малое время в обители, Игорь почувствовал желание остаться в ней. Он вернулся домой, чтобы рассчитаться с мирскими делами, и 17 октября 1988 года вновь приехал в обитель — на этот раз навсегда. Так случилось, что в этот приезд его поселили в келии самого старца Амвросия.
     В монастыре Игорь выполнял различные послушания — разгружал кирпичи, убирал мусор, трудился в иконной лавке, читал в храме Псалтирь, дежурил у монастырских ворот. 29 апреля 1989 года, в Страстную Субботу, был принят в братию. Так писал он в это время в своём дневнике: «Милость Божия даётся даром, но мы должны принести Господу всё, что имеем».
     Выполняя послушания, безропотно переносил замечания и упрёки, быв сосредоточен на покаянном размышлении и воспоминании о страданиях Христовых. Писал, что «взять крест и пойти за Христом означает готовность принять смерть за Него и пострадать, а кто имеет желание умереть за Христа, тот едва ли огорчится, видя труды и скорби, поношения и оскорбления».
     Как-то раз в монастырь приехала его мать, Анна Михайловна. Сын вышел к ней — похудевший, изнурённый трудами и постом, непохожий на знаемого ею ранее крепкого спортивного парня. Состоялась долгая беседа, в которой мать долго просила его оставить монастырь, но Игорь был твёрд в намерении остаться в обители.
     5 января 1990 года Игорь был пострижен в иночество с именем Василий в честь святителя Василия Великого. Поселился в монастырском доме. Постель изготовил из двух досок, положенных на раскладушку и покрытых поверху войлоком, подушку — из двух кирпичей склепа с мощами преподобного Оптинского старца Иосифа. Основное имущество, бывшее в этой келии — большое количество святоотеческих книг, читаемых им иногда по нескольку одновременно. Отличался смиренномудрием, неосуждением, стремлением к уединению и келейной молитве, был строгим постником. Так, Великим постом принимал пищу лишь один раз в день — овощи или кислые ягоды с небольшим количеством хлеба.
     8 апреля 1990 года инок Василий был рукополо́жен во иеродиаконы, и 9 мая, на Преполовение Пятидесятницы, впервые произнёс проповедь. Многие отметили её глубину и впоследствии, как одному из лучших проповедников, отцу Василию поручали читать проповеди на праздники. В проповедях стремился раскрывать причины греха, избегая обличений.
     23 августа 1990 года был постри́жен в мантию в честь Московского Христа ради юродивого Василия Блаженного. Обязанности священника, связанные с необходимостью часто общаться с прихожанами, не полностью согласовывались со стремлением к уединению, но отец Василий воспринял рукоположение как послушание, стремясь нести свой пастырский долг с сострадательностью и заботливым вниманием к своим духовным чадам, коих у него было немного.
     21 ноября 1990 года, на Собор Архистратига Михаила и прочих Небесных сил бесплотных, был рукоположён во иеромонахи. Постепенно расставаясь со своими мирскими привычками, вскоре после рукоположения прекратил писать стихи. Вместо этого начал писать стихи́ры. Так, составил несколько стихир об Оптиной Пустыни, работал над составлением службы преподобным Оптинским старцам, которую не успел закончить. Проходил послушание канонарха, пропевал стихиры. Вёл катехизаторские беседы в тюрьме г. Сухиничи, беседы с баптистами в тюрьме г. Ерцево, воскресную школу в г. Сосенском и школу для паломников в Оптиной пустыни.
     Великий пост 1993 года отец Василий проходил с особенной строгостью. На Страстной Седмице совсем не вкушал пищи. Братия отмечала в то время его слабость и бледность. В Великую Субботу весь день исповедовал, а вечером ему вдруг стало плохо из-за сильного переутомления. Перед пасхальной литургией совершал проскомидию, в конце литургии — канонарил.
     В пасхальное утро 18 апреля 1993 года отправился по послушанию в скит — исповедовать причащающихся на средней скитской Литургии. По пути услышал колокольный звон — звонили иноки Ферапонт и Трофим. Звон вдруг неожиданно оборвался. Отец Василий направился к звоннице. Навстречу ему шёл незнакомый человек, который, поравнявшись, нанёс ему удар длинным кинжалом. Около часа отец Василий ещё был жив, но рана была смертельной — кинжал пронзил почку, лёгкое и повредил сердечную артерию, и до конца литургии отец Василий скончался. Как было вскоре обнаружено, на звоннице таким же образом были убиты иноки Ферапонт и Трофим. Следствием было установлено, что о. Василий встретился лицом к лицу с убийцей и меж ними был короткий разговор, после которого о. Василий повернулся к убийце спиной.
        Последняя запись в дневнике отца Василия: «Духом Святым мы познаём Бога. Это новый, неведомый нам о́рган, данный нам Господом для познания Его любви и Его благости. Это какое-то новое око, новое ухо для ви́дения невиданного и для услышания неслыханного. Это как если бы тебе дали крылья и сказали: а теперь ты можешь летать по всей вселенной. Дух Святый — это крылья души».

Сочинения

Я создан Божественным Словом.
Покаянный канон священномученика Василия Оптинского (Рослякова).
Стихотворения иеромонаха Василия Рослякова.
Выписки из дневника.
В Боге нет смерти.

Песни

Как лан припадает сухими губами (музыка)

Спаси меня Господи ныне (музыка)

Я сказал буду верен словам до конца (музыка)

Открыть бы чернильницу ночи, Набрать бы небесных чернил, Чтоб разум себе заморочить Далеким мерцаньем светил. Чтоб, выплеснув грусть и тревогу На смятые эти листы, Увидеть прямую дорогу, Всю жизнь по которой идти; Чтоб стих стал понятен и прочен, Как эта ночная стена... Но чтобы пугались не очень, Под утро увидев меня.	Когда другого я пойму Чуть больше, чем наполовину, Когда земному бытию Добуду вескую причину, Когда все тяжкие грехи Я совершу в беспечной жизни И подскажу, куда идти Моей заплаканной отчизне; Когда необходимым вам Покажется мой стих невнятный, А время по любым часам Настроится на ход обратный, Я вдруг всецело проживу Мгновенье вольного покоя И как-то радостно умру На людном перекрестке - стоя.
Та ночь из всех ночей одна. В ней все и сказочно, и просто: Деревья, звезды и снега, Дорога, церковь у погоста. Там говорят, что с нами Бог Вдыхает этот холод плотный И слышит, как ночной чертог Скрипит под яростной походкой. Там говорят, что с нами Бог Глядит, как месяц озорует, Как он склонил заздравный рог, И с неба влагу льет живую. Оглянешься: ночь говорит. И так Его увидишь рядом, Что будешь щеки растирать, Не веря собственному взгляду. А рядом уж не шумный двор, Не деревенские задворки, Где сторож древний до сих пор Дымит закрутками махорки. Пустынный край увенчан весь Снегами и звездой январской. Не уголок, а сердце здесь Притихшего земного царства. Такая ночь коснется глаз, К чему-то сделает причастным, И подойдет хотя б на час Куда-то близко-близко счастье. Отцу Рафаилу Нашёл бы я тяжёлые слова О жизни, о холодности могилы, И речь моя была бы так горька, Что не сказал бы я и половины. Но хочется поплакать в тишине И выйти в мир со светлыми глазами. Кто молнией промчался по земле, Тот светом облечён под небесами. 19 ноября 1988 г.	Посвящается Отцу Рафаилу Впервые плачу. Кто понять бы мог? Кто эти слезы сделал бы словами? Что значит: жить, всегда идти вперед, Когда я всё оставил за плечами? Kaк отойти от запертой двери И как не целовать теперь порога, Когда отсюда только увести, а не впустит Могли бы все дороги. Я видел то, что потерял навек, Блаженны те, кому потом расскажут, Они уж могут верить или нет И скинуть с сердца горькую поклажу. А первому как быть: я видел свет, И тьма его не свергла, не объяла. И как смогу, пусть через сотни лет, Сказать себе, что это показалось, За все я сам впервые виноват, Пусть выплакать я буду это в силах, Пусть не по капле, пусть как водопад, Все горе из души на землю хлынет. На время пусть заглушит боль во мне, Чтоб я не знал, что эти слезы значат, Чтоб я как пес, тоскуя в темноте, Хотя бы солнцу радоваться начал. Но нет, в ладонь уткну лицо. Как жаль, что я чего-то не предвижу. Пойму, взглянув назад через плечо, Что гордостью до праха я унижен. Другому мою скорбь не передать, Она в душе как долгий жгучий ветер, И мне с коленей, кажется, не встать, И щеки в кровь истерли слезы эти. И что теперь: лишь он помочь бы мог, Он горечь сердца вырвал бы с корнями, Что значит: жить, всегда идти вперед - Когда я все оставил за плечами?
Лик луны был светел и лучист, В монастырь пришел ночной покой. Вдруг какой-то местный гармонист Надавил на клавиши рукой. Был его напев знаком и прост, И любовь такая в нем была, Что оставил я полночный пост, Вышел из ворот монастыря. Встал я посреди тропы пустой, И глаза мне слезы обожгли. Боже, как похож на голос Твои Этот одинокий зов любви.	Когда душа скорбит смертельно И вас нет рядом никого, Так тяжелеет крест нательный, Что чуть живой ношу его. Тогда я, немощный и сирый, Хотя мне нет и тридцати, Листаю маленькую книгу, Ищу в ней средство от тоски. А в ней — однажды муж почтенный Спокойно шел домой с полей, И вдруг - навстречу Бог согбенный С последней ношею Своей. Позора крест несет на гору, То падает, то вновь встает, Мешая кровь с дорожным сором, И не винит ни в чем народ. Так страшен был тот путь изгнанья, Что муж пред Ним склонил главу. Заметил стражник состраданье И крест вручил нести ему. И он понес. Но на подъеме Упал - и встать уже не смог... Очнулся он при страшном громе, Когда распятый умер Бог. И все, что вспомнил он о жизни, Что стало самым дорогим, — Тот путь плевков и укоризны, Когда Господь был рядом с ним. А я? Что мне на ум приходит, Когда сбивает с ног тоска? Деревня дальнего прихода И ночь Христова Рождества.
Боже, спаси мою Родину милую, Дай ей в великое сердце вожатые, Вооружи ее мирною силою, Нивы хлебами покрой ее сжатые. Реки ее напои из небесного, Море лазурного влагою чистою, В дебри спаленного края безлестного Ветром сосну занеси золотитстую, Долго родную безвинного кровавили, Скорбно кресты поднялись по окраинам, Сгибли ее льненокудрые Авели, Смерти закон созидается Каином, Но до конца ее край не расхитили, Целы сокровище Богу угодного, Знать от беды защитили святители, Светлые кладези моря народного. Знать матерей безутешных моления, Слезы горующие, стоны сердечные, Ночь донесла в неземные селения. Верить в щедроты Твои безконенчные, Глянул с Престола Ты вниз на Вселенную Землю увидел горошину малую, Русь, государство – вдовицу смиренную, Ризу смирягу от крови всю алую. Сжалился, Ты, над страданьями крестными, Счастья росток посадил над могилою, Боже, овей ее снами чудесными, Боже, утешь мою Родину, милую…	Святая Русь не вынесла удела И разрешилась бременем скорбей, Акафистом любви себя отпела За веру, за отечество, царей. За синь озер, за ветров вдохновенья, За милости призвавшего Творца, За сладкое молитвы упоенье В глуши лесной монаха чернеца. За светлую печаль икон венчальных, За буйство трав и кротость мудрецов, За звон колоколов своих прощальных И вечную любовь святых отцов. О, Русь, судьбы моей причина, Своих детей терзающая мать, Святая Русь надежда и кончина, Слепая Русь помчавшаяся вспять. Тебя обманутую, жалко, и дорогую, Тебя отпетую в который раз, Раздетую, разутую, глухую и немую, Стреляют, мучают, кидают в грязь. О, Русь, моя стань Вышнему невеста, Взойди на Крест обителью любви, И там на нем в молитве за нас грешных С Невестой Неневестной отмоли. Святая Русь не вынесла удела И разрешилась бременем скорбей, Акафистом любви себя отпела За веру, за отечество, царей…