Протоиерей Василий Мазур

     Протоиерей Василий Мазур — настоятель Свято-Сергиевского храма (УПЦ) при областной больнице г. Херсона. Пишет прозу и стихи.
Чистый снег
     За окнами больничного храма падал пушистый снег и так призывно стучался в стекла, что уставшему за день батюшке захотелось поскорей выйти на улицу и окунуться в эту белую мглу.
     Он снял облачение, приложился к Престолу и, набросив куртку, направился к выходу. Но, не успев сделать и нескольких шагов, остановился. В храм быстро вошла, почти вбежала женщина и, обратившись к дежурной, спросила, есть ли священник. «Да»,- успокаивая ее ласковым взглядом, ответила Пелагея.
     «Я слушаю Вас», - тихо произнес подошедший батюшка. «У меня сын в ожоговом отделении. Он хочет исповедоваться и причаститься», - не успев отдышаться, стала сбивчиво объяснять женщина. «Как Ваше святое имя?» - поинтересовался священник. - «Наталия», - уже начав успокаиваться, произнесла она. - «А к Вам, как обращаться?» - «Отец Петр», - дружелюбно ответил батюшка.
     «Давайте я провожу Вас к удивительной иконе Божьей Матери, которую нашему храму подарили монахи Почаевской Лавры, и, пока я буду собираться, Вы помолитесь», - мягко подталкивая Наталию, сказал отец Петр. Она доверчиво кивнула головой.
     В отделении их встретил врач. Он отправил маму к сыну в палату, а батюшке сказал: «Тяжелый случай. Восемьдесят пять процентов ожога тела. Заключенный. Пытался совершить самоубийство. Я поговорил с ним, чтобы подумал о спасении души. И Михаил, так его зовут, пожелал исповедаться и причаститься». - «Спаси Вас Господи, Виктор. Вы так много помогаете людям. Ну, я пойду», - и, благословив врача, чуть отстранив от двери охранника, отец Петр вошел в палату.
     Михаил, увидев священника, попытался приподняться, но его руки и ноги были привязаны к постели. «Батюшка, развяжите меня», - стал просить Михаил.- «Нельзя, дорогой. Если тебя отвязать, ты начнешь двигаться, и тебе будет еще больней. Потерпи, когда тебе станет легче, врач все это снимет», - ласково произнес отец Петр. Затем, повернувшись к маме Михаила, сказал: «Наталия, оставьте нас вдвоем. Я Вас позову, когда понадобится Ваша помощь».
     «Скажи, Михаил, ты когда-нибудь каялся в своих грехах?» - спросил батюшка. - «Нет», - ответил он.- «Давай помолимся, чтобы Милосердный Господь принял твое покаяние», - и отец Петр, подойдя поближе, произнес: «Благословен Бог наш…»
     Михаил, покрытый епитрахилью, с трудом шевеля распухшими губами, прошептал: «Вор я, батюшка, вор…». И по его темному лицу потекли слезы.
     За окнами кружился снег и покрывал уставшую ждать зиму землю. А в больничной палате совершалось великое таинство: кающаяся душа облачалась в белые одежды.
     Причащался Михаил сосредоточенно, только едва заметная улыбка на лице говорила о том, что он переживает какое-то радостное, ранее неизвестное ему состояние.
     Батюшка поздравил Михаила с причастием, благословил его и вышел.
     На следующее утро, как только батюшка вошел в храм, Пелагея сообщила ему, что приходила Наталия, мама Михаила, и подала записку на Литургию. Она рассказала, что после ухода батюшки, вечером, сын стал просить ее, чтобы пришел отец Петр.
     «Но уже поздно, и батюшка ушел домой. А что ты хочешь сказать ему?» - сидя у постели сына, спросила мама. «Я хочу поблагодарить его», - прошептал Михаил. - «Спи. Я ему передам утром». Михаил, успокоился, а через несколько часов его душа во сне тихо отошла к Господу.
     Зимнее утро сияло чистым снегом, розовые лучи солнца отражались на стеклах окон больничных корпусов. Отец Петр служил панихиду...
Стихотворения
Пробиралась весна между спящих ветвей
Белокурых берез и раскидистых кленов,
И молитва текла, словно чистый ручей
Среди тронутых первою зеленью склонов.

Слава Богу за все. За рассвет и закат
И за полные чаши прохладных озер,
За сверкающий в небе ночном звездопад,
За дыханье весны. Слава Богу за все.

Наливались в садах соком сладким плоды,
Соловьиная песня лилась сладкозвучно,
И молитва была, словно капли росы
На цветущих лугах ранним ласковым утром.

Слава Богу за все. За простой черный хлеб,
За румяный калач и за липовый мед,
За уставшему путнику данный ночлег,
За полуденный зной. Слава Богу за все.

Аромат источала поспевшая рожь,
Самоцветами листья светились у кленов,
И молитва лилась, как грибной тихий дождь
На покрытые желтою краскою склоны.
Вечер краску синюю пролил...

Вечер краску синюю пролил
На стволы берез и стекла окон.
Я в молитве с Богом говорил,
Достигал небес мой тихий шепот:

«Господи, хочу счастливым быть,
Разве для страданий мы родились?
Помоги по морю жизни плыть,
Чтобы мы о скалы не разбились».

В небе ночь светильники зажгла,
Силуэты окон растворились,
Серебром блестели купола,
И кресты, как маяки, светились.

«Господи, хочу увидеть свет,
Разве быть слепыми мы родились?
Пеленой глаза окутал грех.
Даруй слезы, чтоб они открылись».

Отразилось в зеркалах росы
Солнце золотистыми лучами,
И душа в объятьях красоты
Славит Бога бренными устами.

«Господи, кто может разлучить,
Если две любви соединились?
Лишь с Тобой счастливым можно быть,
Чтоб любить Христа, мы и родились».
Затеплю восковую свечу...

Затеплю восковую свечу
На исходе промокшего дня
И под шелест дождя прошепчу:
«Иисусе, помилуй меня».

Покаянье коснется души,
И скажу, ничего не тая:
«Недостойно, неправедно жил.
Иисусе, помилуй меня».

И в очищенном сердце взойдет
Невечернего света заря.
Со слезами оно воззовет:
«Иисусе, помилуй меня».

По крупице себе соберу
Слов евангельских золото я.
И согреет тепло твоих рук.
«Иисусе, помилуй меня».

День погаснет за влажным окном,
Ночь прославит благого Царя.
Буду кротко просить об одном:
«Иисусе, помилуй меня».
Горел костер июльского заката...

Горел костер июльского заката,
И ветер пенил гребни облаков.
Пестрели маков красные заплаты
На покрывале полевых цветов.

По небу дрожь от грома пробежала,
Гроза писала первую главу,
И молнии сверкающее жало
Пронзило придорожную траву.

Залили струи отблески заката,
Дорога потерялась в темноте.
Усталость заковала тело в латы.
Вдруг показался храм невдалеке.

Гроза плела из молний паутину,
Шаги давались путнику с трудом.
Ступени. Двери. Храма середина.
Святые смотрят ласково с икон.

За окнами стихии бушевали.
Свеча горела. Тихо капал воск.
Слова молитвы губы повторяли,
Хотелось плакать, не скрывая слез.

Стекла вода с умытого порога,
И грозный ветер незаметно стих.
Ступени. Крест. И новая дорога.
Спаси раба, Господь, и сохрани.
Осенний лист уплыл в рассвет...

Осенний лист уплыл в рассвет
Из пробудившегося сада,
Туман оставил мокрый след
На украшениях фасада.

Звонарь седой молиться звал
Немногочисленных прохожих,
Органом колокол звучал,
И разгорался день погожий.

Спускались ангелы с Небес
На светозарных колесницах
И перед чудом из чудес
Со страхом закрывали лица.

Сионской горницей стал храм
Таинственно, по Божьей воле.
Христом дарованная нам,
Сияла Чаша на Престоле.

Катилась медленно слеза,
В венке терновом был Спаситель.
Искали люди чудеса,
И слез Христа никто не видел.
Благословляю уходящий день...

Благословляю уходящий день,
Дарованный душе под небесами,
И подставляю под ночную тень
Ладони, утомленные трудами.

Я восхищаюсь жемчугами звезд,
Рассыпанных Творцом по небосводу,
И не стыжусь неудержимых слез,
Но сердце отпускаю на свободу.

Благодарю за невечерний свет,
Нечаянную радость подаривший,
И за плывущий в тишине рассвет,
Прохладною росою напоивший.

Я созерцаю купола берез,
Заботливо луной посеребренных,
И молчаливые зарницы гроз,
Сверкающие облаком огромным.

Мир отдыхает, погрузившись в сон,
Устав от напряженнейшего ритма.
Душа восходит на Святой Афон,
Течет неторопливая молитва.
В кадиле уголь тлеет...

В кадиле уголь тлеет.
Девятый час. Спешит народ.
Незримо в сердце зреет
Молитвы благодарной плод.

Надену ризу белую,
Душистый ладан положу
И всей душой и телом
Живому Богу послужу.

Сгорают тихо свечи,
Неторопливо хор поет,
Неповторимый вечер
Лазурь на стены храма льет.

С благоговейным трепетом
Престолу низко поклонюсь,
Забыв о мире временном,
Я взором в вечность устремлюсь.

Благоухают нежно
Букеты лилий полевых,
Ромашек белоснежных
Перед иконами святых.

Я на Небесной тверди
Навек с Христом соединюсь.
Не злого лика смерти –
Разлуки с Господом боюсь.

В кадиле уголь гаснет.
Фелонь снимаю. Первый час.
Уходит в ночь прекрасный,
Волнующий четвертый глас.

В алтарь с зарею утренней,
Господь, войти благослови
И всею силой внутренней
Великой послужить Любви.
Я пишу – не могу не писать...

Я пишу – не могу не писать;
Говорю – не могу я молчать;
Я пою – не могу я не петь;
Весь горю – не могу не гореть.

Господи Боже Владыка Христос,
Ты меня всем одарил,
Я ж согрешаю и каюсь без слез
И не достоин любви.

Но люблю – не могу не любить.
Я хочу свое сердце открыть
И принять негасимый огонь,
Протяни, Иисусе, ладонь.

Господи Боже Владыка Христос,
Ты меня всем одарил,
Я ж согрешаю и каюсь без слез
И не достоин любви.

Ты управи мой жизненный путь
И не дай с него, Боже, свернуть.
Со смирением дай принимать
Твою волю и все исполнять.

Господи Боже Владыка Христос,
Ты меня всем одарил,
Я ж согрешаю и каюсь без слез
И не достоин любви.

Я пишу, чтоб успеть написать;
Говорю, чтоб успеть рассказать;
Я пою, чтоб успеть все пропеть;
Весь горю, чтоб успеть отгореть