В сюжетной основе романа лежит биография реальных людей – инженера Виктора Алексеевича Вейденгаммера и Дарьи (Дариньки) Королевой, живших в конце XIX в. в окрестностях Оптиной Пустыни. Из воспоминаний известно, что кроткая и глубоко верующая юная девушка способствовала нравственному перерождению Виктора Алексеевича. Она стала впоследствии духовной дочерью старца Иосифа Оптинского, которого глубоко почитала и советам которого неотступно следовала. После ее внезапной смерти Вейденгаммер хотел покончить с собой, но, по настоянию старца Иосифа, поступил в Оптину и завершил жизнь истинным монахом. В. А. Вейденгаммер (1843-1916) был дядей Ольги Шмелевой, супруги Ивана Сергеевича, и писатель хорошо знал его жизненный путь. Воссоздав черты личности, детали биографии и даже сохранив имена реальных людей, Шмелев создал книгу, стоящую на грани между художественным произведением и документальным повествованием. Изначально «Пути небесные» были задуманы как несколько очерков об истории Вейденгаммера и Дариньки и предназначались для газеты «Православная Русь», выпускаемой монастырем – братством прп. Иова почаевского. Замысел родился из желания рассказать «историю одной чудесной жизни, жизни родного дяди Олиного, что слыхал, что сам видал, что ... снилось». Но, приступив к работе, Шмелев вскоре понял, что это история «не для монахов» и начал публиковать ее одновременно в газетах «Возрождение» и «Сегодня» в марте 1935 г. К середине июня вызревает замысел романа и в общих чертах складывается фабула событий, составивших впоследствии 2 тома романа: «Думал в 3-4 очерка «Пути» кончу, а они беспутно бродят и превращаются в роман. Чую, что-то, блестит в душе, а не уразумею, как побреду дальше...». В газете «Сегодня» были опубликованы лишь первые три главы, целиком первый том публиковался в «Возрождении» с марта 1935 г. по июнь 1936 г., а в 1937 г. вышел отдельным изданием. Над вторым томом Шмелев работал с марта 1944 г. по январь 1947 г. (Между выходом в свет I и II томов прошло 11 лет). В читательской среде роман сразу приобрел большой успех. Номера газет с первыми главами расходились мгновенно. Шмелев получал письма с пожеланиями (и даже требованиями), как развивать судьбы героев. Роман Шмелева обладает специфическими особенностями, которые выделяют его среди всех других произведений русской литературы того же жанра. Одна из них – ярко выраженная документальная основа, в значительной степени сохраненная автором; главными героями стали реальные люди, выведенные под своими собственными именами. Шмелев задумал новый тип романа, который был бы основан на сознательно-православном мировоззрении. Он называл его «опытом духовного романа».
Создавая «Пути небесные», Шмелев сознательно стремился дополнить мир русской классики отсутствующей в нем темой – обретения христианской веры и отсутствующим в ней героем – православным воцерковленным человеком. Роман для самого Шмелева – «опыт», поставленный, чтобы ответить самому себе на мучавшие его вопросы: «Я – до сей поры – Бога ищу и своей работой, и сердцем (рассудком нельзя!). Мне надо завершить мой опыт духовного романа...» – признавался он Ксении Деникиной. Шмелев в письме к Ильину подчеркивает, что «Пути ...» нужен, прежде всего, ему самому. В том же письме от 27 марта 1946 г. встречаются и такие отчаянные строки: «Мне на многое теперь наплевать. Я и в церковь ходить бросил – читаю, порой, Евангелие». «Я в «Путях» не философствую, там – другое – там старается невер поджечь веру в себе. Т.е. как-то ее ощутить. ... Как зажечь веру, если сердце сырое? Как раскрыть сердце и принять Господа, если оно нераскрываемо?! Можно только тереться о святое... плакаться и вопить – «Боже, милостив буди мне грешному!» Таков был сокровенный мотив создания «духовного романа». ... Можно сказать, что этот «опыт духовного романа» Шмелевым осуществился, и «Пути небесные» стали во многих отношениях уникальным феноменом в русской литературе. Шмелеву удалось показать жизнь человеческой души, руководимой Божественным Промыслом и ведущей «духовную брань» с силами зла. Создавая свою последнюю книгу, писатель все глубже погружался в мир русской православной культуры, в нем росло стремление самому приобщиться к жизни «в церковном быту», которая полнее всего осуществляется в монастырях. Летом 1936 г. Шмелев посещает Псково-Печерский монастырь, в следующем, 1937 г., он проводит три недели в монастыре святого Иова Почаевского во Владимировой (Карпаты, Чехословакия) – крупном центре русского Православия за рубежом. Шмелев готовится к написанию III тома «Путей небесных», особенно проявляет интерес к истории и старцам Оптиной пустыни. А для этого «надо готовить верную картину монастырского жития, чтобы на фоне его с предельной глубиной и ясностью изобразить обращение к Богу, преображение и оцерковление русского интеллигента-вольнодумца. Показать для будущих поколений, доживших до нашего лихого безвременья, что может, может русская душа возродиться, как бы низко она ни пала». Этим планам не удалось осуществиться. «Пути небесные» разделили судьбу «Мертвых душ» и «Братьев Карамазовых», чьи авторы страстно мечтали, но не смогли завершить свои творения. Фатальным образом замысел русской классики: показать духовное возрождение русской души – снова остался невоплощенным. Но два вышедшие тома «Путей небесных» вполне выразили дух православной жизни, христианские представления о мире и человеке. И, вероятно, права критик Ю. Кутырина сказав, что «была воля Божия в том, чтобы роман «Пути небесные» остановился на слове, которое явилось завершающим его и исчерпывающим: ... «Евангелие... Тут все». Мы уже говорили о том, что роман «Пути небесные» особенно интересен тем, что его герои – это реальные, не выдуманные Шмелевым люди. И история, рассказанная им, произошла в действительности. Именно поэтому мы предлагаем вашему вниманию еще одну статью доктора филологических наук Алексея Марковича Любомудрого «Оптинский монах Виктор Вейденгаммер – персонаж романа И.С. Шмелева «Пути небесные». Если любознательный паломник, приехав в Оптину Пустынь, зайдет в знаменитый Предтеченский Скит и, помолившись у келий старцев Амвросия и Макария, поинтересуется, что за скромное здание прячется от людских глаз в юго-западном углу Скита, ему скажут: «Это – домик Вейденгаммера». Кем же был этот человек со странной фамилией, и почему его имя, наряду с именами прославленных старцев, увековечено в истории обители? Рясофорный монах Виктор (Вейденгаммер) провел в Оптиной последние 16 лет своей жизни и исполнял послушание инженера-строителя. Память о нем хранят возведенные под его руководством церковь прп. Льва Катанского и другие здания в Оптиной и соседней Шамординской обителях. Но не только они. Удивительную судьбу этого человека запечатлел в своем итоговом произведении, романе «Пути небесные», православный русский писатель Иван Сергеевич Шмелев. Персонаж и прототип Этот роман – во многом уникальное явление в русской культуре. В нем показана жизнь человеческой души, руководимой Божественным Промыслом и ведущей духовную брань с силами зла. Мы встречаем здесь отражение не только душевно-телесной, но подлинно духовной жизни человека. В центре романа – судьбы скептика-позитивиста, инженера Виктора Алексеевича Вейденгаммера и глубоко верующей, кроткой и внутренне сильной Дариньки Королевой – послушницы Страстного монастыря, покинувшей обитель, чтобы связать свою жизнь с Виктором Алексеевичем. Через страдания и радости, таинственными путями небесными эти герои приводятся к Источнику жизни. В основе раскрытия судеб и характеров героев лежит святоотеческая культура, православное аскетическое мировоззрение – те традиции, которые оставались чуждыми для секулярной светской культуры ХIХ-ХХ веков. Даринька – новый для художественной литературы тип православного церковного человека. Шмелев раскрывает самые глубины духовной жизни героини, для которой вера – основа бытия. Виктор Алексеевич – типичный интеллигент 1870-х годов (время действия романа), «никакой по вере», в лице Дариньки встречается с новым и совершенно незнакомым ему миром. Для него начинается трудный, полный сомнений путь прозрения, «путь из тьмы к свету». Внутренним сюжетом романа становится духовная брань героев со страстями и помыслами, с искушениями и нападениями темных сил. Глубокая воцерковленность, молитвенный подвиг, внутренний мир христианской души – моменты, почти не отраженные русской классикой, – нашли проникновенное воплощение на страницах последнего романа писателя. Шмелев воссоздал судьбу, некоторые детали биографии и характеры реальных людей, которых вывел под своими собственными именами. Личность и судьба Вейденгаммера удивительна. Виктор Алексеевич Вейденгаммер происходил из рода обрусевших немцев и был дядей супруги писателя Ольги Александровны, которая оказала огромное влияние на духовное становление Шмелева. Именно она побудила его совершить после свадьбы паломничество в Троице-Сергиеву Лавру и на Валаам, побывать у старца Варнавы Гефсиманского, который прозрел в юноше писательский дар и благословил его «на путь». Образ Дариньки, несомненно, вобрал некоторые черты супруги писателя, которой он посвятил свой роман. Шмелев встречался в Вейденгаммером в Оптиной Пустыни в 1900-1910-х гг., о чем свидетельствует уже первая фраза «Путей небесных»: «Эту чудесную историю – в ней земное сливается с небесным – я слышал от самого Виктора Алексеевича, а заключительные ее главы проходили почти на моих глазах». Что же в судьбе «романного» Вейденгаммера реально, а что оказалось привнесено авторским вымыслом? Обратимся к центральному эпизоду первого тома романа. Была ли в действительности реальная Дарья Ивановна Королева послушницей монастыря, и похищал ли ее оттуда Вейденгаммер? Писатель А. В. Амфитеатров полагал, что Шмелев использовал исторический факт, но с иными участниками: «...Похищение белицы из Страстного монастыря действительно приключилось около того времени. Скандал вышел громкий: похитителем был знаменитый присяжный поверенный Федор Никифорович Плевако. Не это ли приключение взял И.С. Шмелев в основу своего романа?» Много ценных сведений содержит работа внучатой племянницы Вейденгаммера, исследовательницы творчества Шмелева Юлии Александровны Кутыриной «Пути небесные». Заметки к третьему ненапечатанному тому». Опираясь на архивные материалы, она приходит к выводу, что, сохранив духовную биографию героев («из тьмы к свету»), Шмелев художественно переработал их реальные судьбы: «В своем романе Иван Сергеевич дал творческое преображение действительной жизни Вейденгаммера и Дариньки». К работе Кутыриной мы еще вернемся. Но в начале приведем один документ, позволяющий пролить свет на биографию реального Вейденгаммера. Это фрагмент «Очерков...» монахини Шамординского монастыря Амвросии (Оберучевой). Воспоминания монахини Амвросии В больнице работала сестра инженера В. А. Вейденгаммера. Она ходила на костылях, потому что у нее болел тазобедренный сустав; с большой любовью она относилась к больным; так и осталась она у меня в памяти: пот градом на лице, а она все трудится. Ее брата я не знала, только слыхала в монастыре его имя: он приезжал к нам по поводу каких-нибудь построек. Я повстречала монаха из Оптиной Пустыни, его бывшего друга... и вот что он мне рассказывал: В 90-х годах прошлого века строилась железная дорога Козельск-Сухиничи. На постройку этой дороги и был назначен инженер Вейденгаммер. Он был, как сам о себе говорил, человек неверующий, развратный. Кутила. Был женат и имел дочь, но жене постоянно изменял. Среди постоянных мимолетных увлечений он встретил девушку, которую серьезно полюбил. Он приехал с ней, как с женой, и поселился в Козельске на время постройки этой ветки железной дороги. Жена его (он называл ее Даня) была очень хороший человек, удивительной кротости: она влияла на мужа своей светлой личностью, с ней он переродился. Скоро она познакомилась со старцем Иосифом, полюбила его и сделалась его духовной дочерью. Когда она шла к старцу, муж сопровождал ее и терпеливо ожидал, сидя на скамейке недалеко от хибарки в скиту. Однажды ему надо было ехать по делу в одну местность за несколько верст, и он решил взять с собой Данечку, так как было лето. Даня не хотела ехать, не взяв благословения у старца, и накануне отъезда они пошли в Оптину. Он терпеливо ждал ее на скамейке. Возвратившись, Данечка сообщила, что Батюшка не благословил их ехать завтра, потому что они могут погибнуть. Виктор Алексеевич возмутился: ему надо ехать, а она слушает бредни какого-то старика... И много еще упреков посыпалось на нее. Она вернулась опять к старцу, рассказала, как муж недоволен... Батюшка встал, начал молиться перед иконами. Достал небольшой образок Божией Матери Казанской, благословил ее и сказал: «Ну, езжайте, Царица Небесная спасет вас». На другой день погода была прекрасная, они сели в маленькую тележку и отправились вдвоем. Проехали версты три-четыре от города, лошадь начала храпеть, и они с ужасом увидали: от опушки леса, прижавшись к земле, на них надвигается громадный тигр, вот-вот сейчас прыгнет на них... Неверующий Виктор Алексеевич воскликнул: «Боже, спаси Данечку!» А она привстала и стала крестить воздух вокруг данным ей Батюшкой образком... Страшный зверь сделал прыжок через дорогу и, не достигнув их, скрылся в лесу. Скоро постройка дороги окончилась. Инженера командировали на другую стройку – в Ростов-на-Дону. Уезжая, он сказал Данечке, чтобы она скорее управилась со своими домашними делами и ехала к нему. Оставшись пока в Козельске, она первым делом отправилась к старцу, благословилась распродать свою мебель и подготовиться в дорогу. Потом исповедовалась у Батюшки, причастилась, пособоровалась и отправилась в дорогу. Во время пути ей надо было сойти; она торопилась выйти, и ее перерезал поезд. Дали знать Вейденгаммеру. Скорбь его была безгранична, он совершенно отчаивался, хотел застрелиться, но мысль – «Ведь Данечка не погребена, кто же будет ее хоронить?» – удержала его. Он поехал и похоронил Данечку в Рудневе около церкви (это дача Шамординского монастыря): она особенно любила это место, они с нею много раз бывали там. (Матушка казначея помнит эти похороны). Теперь он свободен и должен покончить с собой. И еще мысль: «Ведь Данечка так любила Старца, поеду ему сообщу». Рассказал он старцу о ее смерти и при этом признался, что теперь не может жить... Смиренный, кроткий старец необычно твердо сказал: «Ты должен поступить в монастырь в память Дани». – «Как же я могу поступить, когда я – неверующий развратник?» «Ты должен это сделать в память Дани», – опять твердо сказал старец. – «Я пьяница, курильщик». – «Пей, кури, но так, чтобы никто не видел». Он долго и много окаивал себя, и на все это был один твердый старческий ответ: «Все равно, при всем этом ты должен поступить в монастырь». И вот он поступает в скит. Он не мог, конечно, сразу стать настоящим монахом. Изредка только ходил в церковь. Он трудился над планами, если были какие-либо постройки в Оптиной или Шамордине. Ездил туда на постройки. И в окне его кельи далеко за полночь светился огонек, – это он сидел за планами. Настало голодное время после семнадцатого года. Приехала в монастырь его взрослая дочь и стала уговаривать, чтобы он возвратился в мир, он бы много зарабатывал и помогал им с матерью. На него подействовали эти уговоры, и он выехал из монастыря (тогда уже Батюшки Иосифа давно не было в живых). Но совсем недолго он жил в миру: очень скоро ослеп, и его опять привезли в монастырь. Здесь, конечно, молились о нем... Через некоторое время зрение его возвратилось, и он вновь взялся за свое прежнее послушание – планы по строительству. Но сам он в душе совершенно изменился, сделался верующим, охотно ходил в храм. И, кроме того, трудился над постройками в Оптиной и у нас. Много раз я слыхала: приехал инженер Виктор Алексеевич. А теперь получено известие о его смерти. Подробностей я не знаю, только слышала потом, что под конец жизни он сделался истинным монахом. «Очерки...» монахини Амвросии подтверждают реальность удивительной истории любви Вейденгаммера к девушке, с которой связал свою судьбу, и того нравственного перерождения, которое постепенно происходило с ним под влиянием ее кроткой и светлой личности. Совершенно непостижимы порой для нашего «душевно-плотского» разума пути, которыми Оптинский старец Иосиф приводил людей к Богу. Поступки старца, кажущиеся странными и соблазнительными, в конечном итоге спасают людские души. Собственно, роман Шмелева и посвящен тому, как от всецело рационалистического взгляда на мир, где все «расчерчено» и нет места внеприродным силам, герой постепенно приходит к осознанию таинственного действия Промысла Божия. Этот замысел Творца о человеке, эти «пути небесные» открыты людям святой жизни, какими были и оптинские подвижники, и старец Варнава Гефсиманский, с которым встречаются персонажи романа в первом томе. Столь знаменательное воскресение души Вейденгаммера не прошло мимо внимания писателя В.П. Быкова, который так рассказал об этом на страницах своей книги «Тихие приюты» (1913 г.): «Когда я последний раз был в Оптиной Пустыни, при мне выезжал оттуда гостивший там и только что обратившийся к Господу, бывший раньше большим невером и отрицателем, воспитанный на Марксе, Каутском и др., молодой инженер В.А.В., и одна из провожавших его благочестивых паломниц Оптиной Пустыни, в массе многих пожеланий, выразила ему чудное пожелание: «Желаю Вам, В.А., возможно дольше сохранить Оптинское настроение!..». Как мы знаем, Вейденгаммер вернулся в обитель и сохранил это «настроение» до конца своих дней. «Иди в Оптину и будешь опытен...» Роман Шмелева остался незавершенным и обрывается еще до знакомства героев с Оптиной Пустынью, но из нескольких реплик в первых двух томах видно, что Шмелев предполагал воссоздать последующие события и судьбы этих людей близко к тому, какими они были в действительности и запечатлены м. Амвросией. Так, Виктор Алексеевич в своем рассказе автору уже после смерти Дариньки неоднократно упоминает о своем будущем духовном возрождении: «много после, когда я изменился», «только впоследствии познал», зачем были назначены Дарье страшные испытания: его грех искупался ее страданием. По словам Ю. А. Кутыриной, Шмелев в третьем томе «Путей небесных» предполагал «выявить многое из жизни русских монастырей и русских старцев, их значение в русской культуре и в духовном их водительстве русского народа в целом». Его записные книжки говорят о том, что он внимательно изучал жизнеописание старца Амвросия, выписывал его изречения, знакомился с жизнью монастыря, при этом высоко оценивал книги С. А. Нилуса. Вот одна из любопытных записей Шмелева: «Надо прочесть: С. Нилус. «Великое в малом», в изд. 1911 г. Там же и «Протоколы <сионских мудрецов>« - наиб. полн. 1917 г. «На берегу Божьей реки» – отд. изд. 1915-16 гг. «Святыня под спудом» – сокровище монашеского духа». Отсюда же мы узнаем точную дату предполагавшегося посещения героиней Скита Оптиной Пустыни: «7-го сентября (видимо, 1877 г., которым завершается второй том) Даринька могла пойти в скит Оптиной Пустыни – день кончины старца Макария... – единственный день в году, когда разрешается доступ в скит женщинам, желающим помолиться об упокоении его души». Во втором томе, описывающем начало жизни Виктора Алексеевича и Дариньки в Ютове, постепенно образуются все новые и новые нити, связывающие их с Оптиной и как бы готовящие их приход туда. Ямщик, встречающий приехавших героев, говорит, что его дядя ушел «в Оптину в монахи». Да и сам он оказывается «удивительно обаятельный и верующий, в Оптину собирается»; девушка Настя намеревается в благодарность за исцеление сходить пешком в Оптину; а Надя рассказывает Дариньке, как она была чудесно исцелена по молитвам старца Амвросия, и затем сообщает о случае, когда о. Амвросий не благословил молодую вдову выйти замуж за помещика, сказав: «и без нас с тобой спасется, придет часок». Дарье запомнился этот рассказ, а ниже, в цитате из «Записки к ближним» она отмечает, что видела барышню, про которую рассказывала Надя, «много спустя, в Шамординке, в обители, созданной батюшкой отцом Амвросием». История чудесного спасения от сбежавшего из зоопарка тигра (приведенная м. Амвросией) была широко известна в Оптиной. По воспоминаниям, ее любил рассказывать иеромонах Даниил (Болотов), причем «самого тигра он при этом изображал неподражаемо». Шмелев мог узнать об этом случае от кого-либо из монастырской братии, а возможно, и от самого Виктора Алексеевича. Еще до создания «Путей небесных» писатель так изложил этот эпизод в романе «Няня из Москвы» (1933): «А Анна Ивановна все чудеса знала. Рассказывала им, как старец анженера с супругой от тигры остерег, – встретите, мол, тигру... Так они подивились! А как же, это уж всем известно, барыня, из клетки тигра ушла. Только-только вырвалась, никто и знать не знал. Старец и говорит: вот вам иконка, молитесь, в пути, и не тронет. Они ничего не поняли, кто не тронет-то. Ну, поехали, а дорога песками, жарынь, лошади притомились. Супруга и говорит анженеру: «Теленок в хлебах как прыгает высоко!» Пригляделись – видят, тигра, полосатая вся, к ним прямо! И не поймут, как тут тигра взялась. Они иконку достали, держали так вот, на тигру, – тигра допрыгала до них, поглядела, зевнула, – ка-ак сиганет от них... и пошла по ржам, дальше да дальше. Приехали они на станцию, а уж там телеграмму подали: убегла тигра, троих сожрала». Старец Амвросий или старец Иосиф? События в романе Шмелева часто имеют вполне конкретную датировку. Действие романа начинается «в конце марта 1875 г., под Великий понедельник», когда встретились герои (здесь допущена неточность: Великий понедельник пришелся в том году на 7 апреля), а завершается (во втором томе) 31 июля 1877 г. Подобная хронологическая пунктуальность «Путей небесных» побуждает выяснить причину наиболее существенных расхождений между воспоминаниями монахини Амвросии и текстом романа. Герой романа назначен инженером движения на участке Орел-Тула и приезжает с Даринькой в купленное им имение Ютово, поблизости от Мценска, летом 1877 г., а согласно «Очеркам...» Виктор Алексеевич приехал с Даней в Козельск на время постройки железной дороги Козельск-Сухиничи в начале 1890-х гг. В рассказе героя говорится о будущем знакомстве с о. Амвросием (а он скончался в 1891 г.), но нигде не упомянут о. Иосиф, духовник реального Вейденгаммера. И здесь на помощь приходят свидетельства архиепископа Серафима (Иванова), с которым Шмелев делился своими творческими планами относительно «Путей небесных»: «...Шмелев приехал в наш монастырь со специальной целью – продолжение писания дальнейших томов его «Путей Небесных». Еще до написания им первого тома, этого последнего его вдохновенного труда, в одном из ранних писем ко мне Шмелев обмолвился, что бывал в Оптиной и видел старцев. <...> Но вот первый том «Путей небесных» написан и напечатан. Даринька с Виктором Алексеевичем уехали из Москвы в «Уютово» под Мценском, откуда рукой подать до Оптиной. Набросан план второго тома – благословенная красота провинциальной русской жизни в «Уютове». Надо готовить верную картину монастырского жития, чтобы на фоне его с предельной глубиной и ясностью изобразить обращение к Богу, преображение и оцерковление русского интеллигента-вольнодумца. Показать для будущих поколений, доживших до нашего лихого безвременья, что может, может душа русская возродиться, как бы низко она ни пала. Ведь Виктор Алексеевич после трагической смерти Дариньки, предсказанной ей старцем Амвросием, уехал в Оптину, где и окончил жизнь свою иноком, совершенно преображенным, нашедшим себя во Христе». Владыка излагает все же романную фабулу, хотя и замечает ниже, что подлинная история Виктора и Дариньки «была только несколько литературно расцвечена Иваном Сергеевичем». Не вошедшие в статью ценные подробности своих бесед со Шмелевым архиеп. Серафим поведал Ю.А. Кутыриной, которая записала и опубликовала их. Опираясь на эти источники, американский литературовед Ольга Сорокина в монографии «Московиана. Жизнь и творчество Ивана Шмелева» (1987 г., переиздана на русском языке в 1994 и 2000 гг.), изложила события следующим образом: «Вейденгаммер был дядей жены автора, а невенчанная жена Вейденгаммера Дарья Королева погибла трагически: попала под поезд и скончалась на «своей реке» – Амударье, как было это ей предсказано старцем Амвросием в Оптиной Пустыни (это должно было произойти в ненаписанной третьей части романа). Вейденгаммер получил назначение в Туркестан на строительство железной дороги, которая должна была пересечь Амударью. На остановке Дарья побежала за покупками; услышав третий звонок, она поспешила возвратиться и не заметила приближающегося поезда. Он сбил ее и отрезал ей обе ноги. Она умерла по дороге в госпиталь на мосту через Амударью, как бы искупив своей смертью вину незаконного сожительства. После ее трагической кончины Вейденгаммер ушел в Оптинский монастырь послушником, где и скончался». Бесспорно подлинные факты, приведенные в начале и в конце отрывка, побуждают думать, что и все остальные события случились на самом деле именно таким образом. В подобное заблуждение были введены и автор настоящей работы, и А. П. Черников в монографии «Проза И. С. Шмелева». Теперь, когда удалось познакомиться с труднодоступными источниками, картина прояснилась: в приведенном фрагменте книги О. Сорокиной оказались смешаны реальность и авторский замысел. Разграничить их позволяют записи Ю.А. Кутыриной: «Преосвященный Владыка, епископ Серафим, ныне настоятель Новой Коренной Пустыни в Южной Америке, в 1937 и 1938 гг. оказал гостеприимство И. С. Шмелеву, посетившему монастырь Братства преподобного Иова Почаевского во Владимировой на Карпатах после кончины его жены Ольги Александровны. Владыка очень поддержал желание Ивана Сергеевича дать преображенного во Христе русского человека. Иван Сергеевич говорил ему, что и Достоевский не докончил свой роман «Братья Карамазовы», и что он хотел в Алеше дать этого преображенного человека, причем сам Иван Сергеевич поделился, сказав: «Я хочу дать это преображение Виктору Алексеевичу, когда он будет в Оптине. Для этого я направлю Виктора Алексеевича к Мценску ближе к монастырям, именно к Оптиной Пустыни». Первоначально пребывание Виктора Алексеевича в Мценске в начале работы Ивана Сергеевича должно было быть только эпизодом, но в работе над романом эпизод вылился в целую книгу 2-й части «Путей небесных». Иван Сергеевич говорил, что перерождение Виктора Алексеевича в Оптиной Пустыни начнется не скоро, и что он предварительно должен показать борьбу русского интеллигентского неверья с верой. Владыка Серафим говорил мне, что Иван Сергеевич поделился с ним предсказанием, которое он хотел вложить в уста старца Амвросия. Он предсказывал Дариньке: во всю ее жизнь нести свой крест – заключавшийся в ложном ее положении называться женой Виктора Алексеевича, пребывая в незаконной связи с ним, – и умереть на своей реке, носящей ее имя, Аму-Дарье. В своем плане Иван Сергеевич намечал представить жизнь Виктора Алексеевича и Дариньки вначале около монастырей, живя в Мценске; позднее Иван Сергеевич хотел перенести их жизнь в Сибирь, в Азию, где намечалось построение новой железной дороги, строителем которой должен был быть Виктор Алексеевич. Иван Сергеевич говорил Владыке Серафиму, что кончина Дариньки и произойдет там, на Аму-Дарье, где Даринька и Виктор Алексеевич имели отдельный поезд, жизнь их была полна роскоши. Однажды выйдя из поезда незамеченной, попросту, как это было свойственно ее простой душе, она услышала три звонка и побежала обратно, не заметив маневрировавшего паровоза – она умирает, когда ее несут через мост реки Аму-Дарьи и, умирая, она всенародно покаялась, что она незаконная жена Виктора Алексеевича, как ей и предсказал старец Амвросий: «Понесешь всю жизнь Крест свой» и «умрешь на своей реке». Ив<ан> Серг<еевич> называл Владыке монашеское имя Виктора А<лексеевича>, принятое им в Оптиной Пустыни после кончины Дариньки. Таков был творческий план Ивана Сергеевича, когда он его развертывал перед Владыкой Серафимом в 1938 г.». Итак, и приезд героев в Мценск в 1877 г., и знакомство со старцем Амвросием, и его предсказание о смерти Дариньки, и место ее гибели («на Амударье») – все это было лишь творческим замыслом писателя. Благодаря тем же записям Ю.А. Кутыриной, мы имеем возможность узнать, как на самом деле погибла Даринька, а также представить реальный облик Вейденгаммера в период его монашества. Воспоминания Юлии Кутыриной В нашей семье была известна трагическая смерть Дариньки, но подробности случившегося я узнала только в Париже, уже после кончины Ивана Сергеевича. Я не раз встречала у него старенькую даму А. В. Р. из очень богатой в прошлом московской семьи. Несмотря на свои 80 лет, старушка должна была еще зарабатывать на жизнь больной дочери и на свою, продажей газет, и, получая от нее газету и беседуя с ней, я узнала случайно, что она видела Виктора Алексеевича в монастыре в 1899 г. Вот что она мне рассказала: «В 1899 г. я приехала со своим женихом в Шамордино. Посетив обитель, мы поехали в Рудново и, обходя деревянную церковку, увидели совсем свежую могилу; нам сказали, что в ней недавно схоронили молодую женщину, которая попала под поезд. Выяснилось, что эта молодая женщина была Даринька. Даринька приезжала к старцу Иосифу, ища помощи в своем последнем тягчайшем испытании, когда скончался на 9-й день рождения так долго жданный ею ребенок, вымоленный ее страстным молением (о чем помечено в записной книжке И. С. Шмелева). Даринька никак не могла примириться с потерей ребенка, и ей было трудно уйти от старца Иосифа; она долго с ним говорила и плакала. Когда же она собралась уходить, старец сам два раза ее возвращал и, наконец, сказал ей, благословив: "Ну, иди!.." Даринька спешила поспеть на станцию Сухиничи; услыхав свисток, она бросилась через рельсы к своему поезду и попала под встречный. Дариньке отрезало ноги выше колен. Умирая, Даринька каялась всенародно в своем грехе – своей безбрачной жизни, просила похоронить ее в Руднове. Я видела, – закончила А. В. Р., – ее фотографию в гробу: лицо очень красивое, еще молодое и совсем спокойное. Меня поразило ее спокойствие, будто оно выражало просветление искуплением. Даринька достигла того, к чему она стремилась – искупить грех свой и Виктора Алексеевича». "И пришло сияние через муку и смерть", как было ей дано видеть в ее крестном сне. Перед концом вспомнила Даринька небесный голос "во сне": «Се причастилась!..». После мученической кончины – трагической гибели Дариньки Виктор Алексеевич ушел из мира. Прозрев через страдание и грех свет Истины, он преобразился в нового человека и, приняв монашеский постриг, навсегда остался в Оптиной Пустыни. Протоиерей Сергей Четвериков в беседе с А. В. Р. говорил, что тоже видел в Оптиной Пустыни высокого красивого монаха с черной с проседью бородой, с необычайно проникновенным потусторонним выражением синих глаз, как бы прозревшим иной мир. Он был совершенно замкнут, ни с кем не разговаривал, кроме как со своим духовником старцем Иосифом. Называли его в монастыре монахом-архитектором, и был он действительно строителем нового собора в скиту Оптиной Пустыни. Он много потрудился для устроения монастыря. <...> О Викторе Алексеевиче в постриге рассказывала мне еще мать переводчицы на французский язык "Путей небесных", Татьяна Яковлевна Эмерик; встретилась я с ней уже после кончины Ивана Сергеевича. Она знала детей и внуков Виктора Алексеевича Вейденгаммера и посетила Оптину Пустынь в то время, когда он был уже монахом. Это было в 1902 г. Приехала Татьяна Яковлевна, будучи в это время 13-летней девочкой, вместе с дочерью Виктора Алексеевича и его внучкой Ниной в Оптину Пустынь. Девочки были однолетки и бегали по монастырю, нарушая тишину и порядок монастырского уклада, за что "нам" попало, говорила Татьяна Яковлевна. Она запомнила, и ее поразило то, что среди монахов Оптиной Пустыни были некоторые, видимо, из светского круга, сохранившие манеры и правила вежливости мирской жизни. Особенно запомнился ей облик Виктора Алексеевича: он вышел к ним, но оставался вне всего и всех, не разговаривал и ничем не интересовался; был он высокого роста, с черной бородой и синими глазами, смотревшими как-то в сторону, ушедшими в иную жизнь. Родные В материалах о монахе Викторе часто упоминаются его родственники, с которыми он поддерживал связи до конца своих дней. Родословное древо Вейденгаммеров выглядит так. Дед Виктора Алексеевича, обрусевший немец Иоганн-Фридрих (Иван Иванович) фон Вейденгаммер (1787-1838), надворный советник, служил в Москве преподавателем Университетского Благородного пансиона, инспектором Воспитательного дома, Екатерининского и Александровского институтов. В 1823 г. он открыл свой собственный пансион – учебное заведение для мальчиков (в котором, в частности, обучались братья И. С. и Н. С. Тургеневы). Его сын Алексей Иванович Вейденгаммер (1813-1857), ставший председателем Московской Гражданской Палаты, женился на Олимпиаде Осиповне Серебряковой, потомственной дворянке, дочери директора казенных фабрик. У них родилось четверо детей: Олимпиада, Ольга, Виктор и Алексей. Старшая сестра Виктора, Олимпиада Алексеевна (1840-1911) – мать О. А. Шмелевой и бабушка Ю. А. Кутыриной – вышла замуж за штабс-капитана Александра Александровича Охтерлони, участника Крымской и Русско-турецкой войн. Младшая сестра, Ольга Алексеевна, по словам Ю. А. Кутыриной, «окончила Петербургские Бестужевские курсы, т.е. была одной из первых русских женщин с высшим образованием... Оля знала также иностранные языки. Будучи хроменькой и горбатенькой, Ольга Алексеевна все же была замужем за доктором медицины А. Лихачевым, ее очень любившим. Но она рано овдовела, потом долго жила в семье Анны Викторовны, дочери Виктора Алексеевича, по мужу Сахаровой, от его первого и нерасторгнутого брака, любила и воспитывала его внуков и особенно младшую скромную Нину. Глубоко верующая, она часто отлучалась в Шамордино, на духовную «побывку», а позднее осталась там навсегда. Туда же к ней приехала и внучка (Виктора Алексеевича. – А. Л.) Нина по окончании гимназии и осталась в монастыре послушницей». Впоследствии они приняли там монашеский постриг и «нашли в Обители возможность быть полезными своим образованием монастырю в школах, в больнице, в приютах для детей и стариков, одновременно следуя духовному призванию монашеской молитвенной жизни. Присутствие в монастыре таких близких людей (сестры и внучки) было чрезвычайно важным фактом в жизни Виктора Алексеевича». Живя в Шамордино, Ольга Алексеевна «раз в году все же приезжала в Москву к своим любимым племянницам и внукам. Это были дети и внуки Виктора Алексеевича Вейденгаммера». Законная жена Виктора Алексеевича, Анна Васильевна, была матерью его детей – Вити и Ани (А. И. Перова, Е. А. Ни называют еще одну дочь – Наталию). «Витя, – вспоминает Ю. А. Кутырина, – позднее стал врачом-психиатром в психиатрической больнице, так называемой «Канатчиковой Даче» в Москве, впоследствии сам ставший нервнобольным. Аня... вышла замуж за Н. Сахарова... Жена Виктора Алексеевича, как и моя бабушка, как и все родные, смотрели на Дариньку как на «любовницу», «блудницу», виновницу невозвращения Виктора Алексеевича в семью». Оптинские источники В документах Оптиной Пустыни имя Виктора Вейденгаммера встречается несколько раз. Несмотря на краткость, эти материалы дают ценные сведения о датах жизни Вейденгаммера, о пребывании его в монастыре, а главное – позволяют лучше понять духовные стороны его личности. Из Летописи Предтеченского Скита: «1900. Июня 13. Сегодня одет в подрясник вновь поступивший в состав братства Скита инженер путей сообщения Виктор Алексеевич Вандергаммер <так в ркп.>. 1900. Ноября 13. Понедельник. Поступивший в скит 5 июня сего года послушник Виктор Алексеевич Вейденгаммер происходит из потомственных дворян Московской губернии Рузского уезда. Окончил курс наук в Императорском Московском техническом училище инженер-механиком. До поступления в скит служил старшим ревизором тяги на Средне-Азиатской железной дороге Закаспийской. От роду 57 лет. Послушание проходит – ежедневное чтение Псалтири в скитском храме и вычерчивает планы предполагающихся построек в скиту. Женат. 1901. Мая 13. Старый корпус, в котором помещалась сборная келлия, перенесен и поставлен на новое место по направлению к югу за ограду Скита, которая отнесена за этот корпус. В новой ограде, примыкающей к угловой башне с западной стороны, устроены ворота.<...> Через вновь устроенные ворота будут возить строительные материалы для строящегося храма. 1901. Август 14. Послушники Скита: бр<ат> Алексей (Соболев) и бр<ат> Виктор (Вейденгаммер) переместились в новый корпус, о котором упоминается в сей летописи – 13 мая. Стоявшие на этом месте высокие вековые дубы и липы срублены. 1901. 25 сего декабря ко дню Праздника Рождества Христова М<ихаил> Ив<анович> Иванов и послушник Скита В.А. Вандергаммер <так в ркп.> облечены в рясофор. 1902. Апр<еля> 3. Среда 6-й седмицы Великого Поста. Сегодня поднят и водружен на монастырской колокольне новый крест. Приготовляли крест в монаст<ырской> кузнице под наблюдением скитского рясофорного монаха о. Виктора (инженер-механика)... (Согласно Ведомостям братству Скита 24 сентября 1911 г. монах Виктор переведен из Скита в монастырь, но в 1913 г. он вновь числится в братии Скита как «рясофорный монах Виктор, техник»). 1913. Март 9. Во время бдения с монахом о. Виктором в кельи случился припадок астмы, настолько сильный, что о. Феодосий озаботился немедленно приобщить его Св. Таин и особоровать. 1916. Апреля 17. <...> Сегодня вечером последовала внезапная кончина рясофорного монаха о. Виктора (Алексеевича Вейденгаммера), поступившего в скит в 1900 г. Покойный страдал приступами удушья давно, и с ним было уже несколько ударов. Видимо, один из таковых и прекратил его жизнь. О. Виктор приобщался Св. Христовых Таин на Страстной седмице и в Великие Светлые дни находился в высоком духовном настроении. Простота, искренность, доброта, прямодушие, чуждое лицемерия и лукавства, и отзывчивость на всякую скорбь ближнего приобрели ему общее уважение, и он пользовался ото всех любовию и расположением. Талант, данный ему от Господа, особенно проявлялся в знании им инженерного, архитектурного и технического искусства; в том же деле трудился он неленостно в монастыре и скиту и своими познаниями приносил большую пользу обители. Трудолюбие и высокие его нравственные качества дают твердое основание надежде на блаженное воздаяние ему в вечности. В этом уповании утверждается и то обстоятельство, что почивший после того, как раздался зов Божий в катастрофе с его женою, раздавленною поездом на ж.д., не замедлил порвать с миром, несмотря на вся красная и благая его, предпочтя сим последним «единое на потребу». Достойно примечания, что гроб с телом умершего, стоявший в храме до пятницы, в удовлетворение просьбы родных, желавших присутствовать на погребении, не обнаружил никаких признаков тления. Могила покойного – рядом со свежею могилою иером<онаха> о. Ираклия. Вечная им память. А воздух становится все теплее и теплее, и солнце греет уже не по-весеннему, а по-летнему. Все распускается и в природе наступает праздник при ликовании певчего мира пернатого». В «Описании скитского кладбища Оптиной Пустыни» под № 77 помещена следующая запись: «Указный послушник Виктор (Алексеевич Вейденгаммер). Из потомственных дворян; рожден 13 декабря 1843 г. Поступил в Оптину Пустынь 12 июня 1900 г., 56 лет от роду; пострижен в рясофор в декабре 1901 г.; определен в число указных послушников Оптиной Пустыни указом Калужской Духовной Консистории от 15 мая 1904 г. за № 6557; проходил послушание по техническим работам; скончался вечером 17 апреля 1916 г., в своей келье в Скиту, от припадка сердечной астмы, 72 лет от роду; напутствован перед смертью не был вследствие скоропостижной смерти. Отпевание совершено в скитской церкви, отдельно от опущения в могилу; последнее совершили соборне: иеромонахи Пиор, Кукша и Вениамин 2-ой (скитской) и иеродиакон Иоанникий 22 апреля 1916 г.». Даты жизни. В разных источниках приводятся различные даты жизни Вейденгаммера. Особенно противоречивы свидетельства о годе его рождения. «Из родословной книги московского дворянства известно, что Виктор Алексеевич родился в 1844 году», – сообщает Ю. А. Кутырина. Вероятно, из этого источника дата перешла и в книгу о Шмелеве А. П. Черникова. С другой стороны, если сопоставить сообщение Кутыриной, что сестра Олимпиада была на два года старше Виктора, со свидетельством А. И. Перовой, что она родилась в 1840 г., то год рождения Виктора – 1842. Обратимся к оптинским источникам. В «Описании кладбища» приведена дата рождения Вейденгаммера – 13 декабря 1843 г., подтвержденная словами, что в 1900 г. он поступил в скит 56-ти лет. В записи «Летописи» от 13 ноября 1900 г. возраст его указан – 57 лет, следовательно, даты рождения должны находиться в интервале ноябрь 1842-ноябрь 1843 гг. И. С. Шмелев и в записных книжках, и в романе указывает возраст своего героя: в марте 1875 г. ему 32 года, а Дариньке – 17 лет. Поскольку месяц его появления на свет не назван, дата рождения «романного» Вейденгаммера отодвигается на еще более ранний срок (между мартом 1842 и мартом 1843 гг.). Но здесь можно предположить следующее: если и составитель «Летописи», и автор «Путей небесных» твердо знали год рождения (1843), но не учитывали месяц, они могли вычислить возраст приблизительно (1900-1843 = 57 в первом случае и 1875-1843=32 во втором). Таким образом, дата рождения 13 декабря 1843 г. представляется наиболее достоверной: оптинский летописец опирался на конкретные документы, поскольку указал не только год, но и день, и месяц. И, безусловно, достоверны оптинские источники в дате кончины Вейденгаммера – 17 апреля 1916 г. Откуда же в ряде изданий появилась другая дата – 12 апреля? Дело в том, что о Вейденгаммере упоминает еще один оптинский документ. В рукописи «Замечательные случаи Оптиной Пустыни и Предтечева Скита» есть строки: «14 июня 1900 г. Поступ<ил> в Скит послушн<иком> Виктор Алексеевич Вейденгаммер, инженер-механик 56 л<ет>. Скончался монах<ом> 17 апр. 1916 г.». Именно этот документ процитировала Ю. Кутырина в особой вставке-комментарии в статью архиеп. Серафима «Бытописатель русского благочестия». Из этой статьи, в свою очередь, взяла данные сведения О. Сорокина, но в ее «Московиане» в датах жизни Вейденгаммера появилось сразу две опечатки: 14 июля (вместо 14 июня) и 12 апреля (вместо 17 апреля). К сожалению, опечатки вошли как в английский текст монографии, так и в русский перевод. Видимо, оттуда «перекочевала» ошибочная дата кончины (12 апреля) и в статью о роде Вейденгаммеров. Загадки архива Вейденгаммера В 1998 г. сотрудники Государственного архива Калужской области обнаружили описание архива В. Вейденгаммера (оно содержится в «Описи документов и бумаг архива Козельской Введенской Оптиной Пустыни (бывш. монастырского), составленной к 1 января 1921 г.»): «Большой ящик с книгами, бумагами, чертежами и планами, остававшимися после смерти инженера-механика Викт. Алексеев. Вейденгаммера, состоявшего в числе братства Опт. пуст. (сконч. 17 ап. 1916 г.), означенные документы относятся преимущественно к строит. и архитект. делу». Проследить судьбу этого архива не удалось. Однако в Отделе Рукописей РГБ в собрании Оптиной Пустыни сохранились некоторые бумаги Вейденгаммера. Они немногочисленны, но таят в себе много загадок. Среди них тетрадь с заметками 1907-1909 гг. Некоторые из них объединены в разделы: «Литература», «Механика», Технология», «Медицина», «Премудрость и изящество в природе» и др. Там же помещены объяснения некоторых слов, пословицы, современные обороты речи, выписки из духовной литературы, стихи к 40-летию кончины митрополита Филарета (из журнала «Монастырь», 1907, март, № 3), черновик письма «Миленький и хорошенький Мишенька...»; между листами вложена записка «О здравии мон. Анатолии и посл. Василия». На отдельных листах находятся переписанное стихотворение «Сентябрьские песни» Л. Кологривовой с указанием источника («Московские ведомости», 1907, № 214); таблица названий красок; и, наконец, весьма любопытный документ: «Письмо француза графа Александра Максимовича Дю-Шела (vicomte A. Du-Chayla), поступившего в Оптину Пустынь, к Преосвященному Митрополиту Антонию Петербургскому» (французский текст и перевод). Р. Багдасаров и С. Фомин предполагают, что сам Вейденгаммер перевел это письмо по просьбе скитоначальника или настоятеля. В своих позднейших воспоминаниях Дю Шайла, в частности, сообщал: «Сергей Александрович Нилус рукописи «Протоколов <сионских мудрецов>» у себя не хранил, боясь возможности похищения со стороны «жидов» <...> Я узнал потом, что тетрадь, содержащая «Протоколы», хранилась <...> в оптинском Предтеченском скиту, в полуверсте от монастыря, у монаха отца Алексия (бывшего инженера)». Если правы историки, полагающие, что «монахом Алексием» назван по ошибке рясофорный монах Виктор, живший в то время в одном корпусе с послушником Алексием (Соболевым; с 1911 – монахом Амвросием), то возникает весьма интересный вопрос о взаимоотношениях С.А. Нилуса и В.А. Вейденгаммера. Ведь Нилус, живший в Оптиной в 1907-1912 гг., должен был хорошо знать монаха Виктора, и, возможно, именно ему доверял особо ценные материалы. В бумагах Вейденгаммера сохранилось также письмо некоей монахини Антонины к своему брату, которого она называет «Отец Алексей». Архивисты датируют его приблизительно 1908 г. В нем, в частности, есть упоминание о другом письме (несохранившемся): «Милый братец! Посылаю на твое имя письмо, если ты найдешь благоразумным и полезным ближним, то передай его по принадлежности» и ниже: «Викт<ору> Ал<ексеевичу>, если найдешь удобным отдать мое письмо, то приложи от себя просьбу, чтобы он предал молчанию мое письмо. Право, Анюту жаль. Ведь со стороны виднее, кто прав, кто виноват». Кто же этот «отец Алексий» – Соболев или другой оптинский монах? Не тот ли это «друг о. Виктора», которого повстречала во время своих путешествий матушка Амвросия и записала его рассказ? Кто его сестра, монахиня Антонина? О чем сообщает она Вейденгаммеру? «Анюта» – жена Виктора Алексеевича, или, что вероятнее, его дочь? Может быть, здесь имеется в виду описанная матушкой Амвросией история, как к нему приезжала взрослая дочь и уговаривала вернуться в мир, чтобы он помогал им с матерью? Перед нами еще один, пока не проясненный, эпизод из жизни монаха Виктора. «Будь ближе к вере, к Богу и церкви» До нас дошло единственное письмо самого Вейденгаммера. Написанное к племяннице, Ольге Александровне Шмелевой, оно сохранилось в архиве Ивана Сергеевича Шмелева. Но как много даже из одного этого письма узнаем мы о его авторе! Сам переживший страшное горе, сколько душевной чуткости и духовной мудрости проявляет он, утешая осиротевшую родственницу, сколько сердечной заботы о том, чтобы та шла путем спасения. 11.XII.1911 Дорогая племянница, Оля! Прости меня, пожалуйста, за такое громадное промедление ответом на твое хорошее письмо. Конечно, с самого дня получения известия (телеграммы) о кончине родной и дорогой моей сестры и твоей мамы ежедневно вынимается просфора о упокоении ее души, также и в Шамордине она поминается на каждой обедне. Молюсь я (но я плохой молитвенник), сестра Оля, и все знавшие ее монахи Оптиной Пустыни, я просил их об этом. Молитесь и вы о доброй, всегда забывавшей себя для вас и всегда болевшей о вас сердцем матери, ведь в этом (в молитве о ней) и выражается наша память и любовь к ушедшим от нас в другой мир близким и родным людям, и в этом выражается общение мира нашего с загробным, и она, сестра, тоже «там» молится за тех, кого любила, - о ком болела душой в этом мире. Со смертью человек родится в жизнь будущего века, где царствует одна любовь, любовь вечна, она переходит за предел гроба. Знаю я, дорогая Оля, какое потрясающее впечатление производит смерть матери и, еще более знаю. Потерять мать, также любимого человека! Это такие факты, с которыми не может примириться ни ум, ни сердце, ни дух, ни тело: все болит и все протестует, и только вера в загробную жизнь, в свидание за гробом дает надежду на свидание, а при вере и надежде! Смерть! Где твое жало?! «Там» увидимся! - остается только подождать некоторое, хотя может и продолжительное время. И это-то время до желанного свидания и надо постараться прожить так, чтобы не совестно было встретиться «там». Мама твоя, конечно, любила тебя не менее других, но жила у других, потому что они более нуждались в ее помощи, и потому что у тебя ей было бы вполне покойно жить, но она не искала легкого покоя, всем жертвовала для детей. Мне случалось, дорогая Оля, говорить с нею о тебе. В материальном отношении она была покойна за тебя, но в другом отношении, в смысле веры, близости к Богу, принадлежности к православной Церкви она очень болела о тебе душою. Вот на это и обрати внимание, ведь она в этом отношении, так же как и каждая мать, отвечает за детей перед Богом. Ведь не захочешь же ты увеличить за тебя ее ответственность! Ты любишь свою маму, вот и дай ей великое утешение, в этом выразится твоя память о ней и твоя любовь к ней, исполни ее сердечное желание, о котором она возносила усердные молитвы к Богу, будь ближе к вере, к Богу и церкви. И я полагаю, что, если она говорила со мною о тебе, то это обязывает меня сказать тебе все вышенаписанное и прибавить: не поддавайся неверию и всяким религиозным мудрствованиям - все это растлевает, убивает, отнимает бодрость, энергию и делает жизнь невыносимой, а вера без рассуждения, молитва по мере сил, близость к Богу и церкви дает тишину и спокойствие душевное, делает человека энергичным, бодрым, бесконечно сильным, потому что «с нами Бог»! Великое благо и великая сила вера и надежда на Бога: ничего не страшно и все можно перенести. Конечно, и там, за пределами гроба, мама твоя молит Господа о тебе и муже твоем, чтобы Господь привел вас к вере, к Церкви и православию. Еще раз прошу извинить меня за мое долгое молчание, потому что я был страшно занят проектом гостиницы. Мне нужно было его кончить, а работы было много и голова совершенно забита, так что я не мог писать. Вообще я постоянно занят и сейчас опять приступаю к проекту богадельни, тоже будет очень много работы. Работы-то много, а заработок = 0, так как за труд ничего не получаешь. Приехать на похороны я не мог, потому что меня бы все равно не отпустили. Шлю мой душевный привет тебе, Ивану Сергеевичу, крепко жму ваши руки, целую тебя и Сережу и Ивана Сергеевича. Да хранит вас Господь, желаю милости Божией и всякого благополучия. Кланяюсь всем. Ваш дядя В. Вейденгаммер. Сестру записал на год на поминовение, а завтра в неделе буду служить панихиду. ... Сердечное пожелание-молитва оптинского монаха о том, чтобы Господь привел юную чету Шмелевых «к вере, к Церкви и православию» не осталась неуслышанной: много лет спустя Иван Шмелев пополнил сокровищницу русской словесности замечательными духовными книгами, в одной из которых запечатлел судьбу и самого о. Виктора. Пока не удалось разыскать других материалов, которые более полно осветили бы жизнь этого удивительного человека, до сих пор во многих отношениях остающуюся загадочной. Но несомненно одно: его душа прошла «небесными путями» Божественного промысла и испытала великое духовное возрождение. Господь принял душу раба Своего в Светлые дни Пасхальной седмицы. А такая кончина всегда считалась знаком особой милости Божией к человеку. А. Любомудров. Опыт духовного романа. (С сокращениями). |