Эту книгу надо иметь и постоянно возвращаться к ней, утешаться, очищаться, лечиться ею. Россия и православный строй ее души показаны здесь силою ясновидящей любви. "Лето Господне" – благоухает навек. Не забудется, пока Россия будет. Дал Господь Шмелеву продолжить дело заветное Пушкина, Гоголя, Достоевского – показать смиренно-сокровенную православную Русь, душу русскую, Божиим перстом запечатанную. |
Известный русский философ, друг Шмелева, Иван Ильин, говоря о «Лете Господнем», прежде всего, замечает следующее: «Два солнца ходят по русскому небу: солнце планетное, дававшее нам бурную весну, каленое лето, прощальную красавицу-осень и строго-грозную, но прекрасную и благодатную белую зиму; и другое солнце, духовно-православное, дававшее нам весною – праздник светлого, очистительного Христова Воскресенья, летом и осенью – праздники природного и жизненного благословения, зимою, в стужу, – обетованное Рождество и духовно бодрящее Крещение. И вот Шмелев показывает нам и всему остальному миру, как накладывалась эта череда двусолнечного вращения на русский народно-простонародный быт и как русская душа, веками строя Россию, наполняла эти строки Года Господня своим трудом и молитвой. Вот откуда это заглавие – «Лето Господне», обозначающее не столько художественный предмет, сколько заимствованный у двух Божиих Солнц строй и ритм образной смены.
<…> Это сама Россия. Это вековечный ритм ее молитвы и труда»
. Лето в природе – это пора расцвета, полноты и буйства жизненных сил, не приходящая радость бытия. Таким летним, благословенным днем, по мнению Шмелева, становится каждый час, каждый день, каждый год человеческой жизни, если они озарены внутренним, духовным светом – светом Божественного присутствия...
В 1927 г. Шмелевым был написан небольшой рассказ «Рождество», – именно с него и началось «Лето Господне». В этой повести духовная сущность русского народа: вера, обряды, быт – превосходно переданы Шмелевым, в ней автор воскрешает в памяти навсегда ушедший мир патриархальной Руси. «Я сказку былого себе сказывал…» – пишет сам Шмелев о «Лете...». И продолжает: «В ней я показываю лицо Святой Руси, которую я ношу в своем сердце… Россию, которая заглянула в мою детскую душу».
«Богомолье», «Лето Господне», а также примыкающие к ним рассказы объединены не только духовной биографией ребенка, маленького Вани. Через материальный, вещный, густо насыщенный великолепными бытовыми и психологическими подробностями мир нам открывается нечто иное, более масштабное. Кажется, это вся Россия, Русь предстает здесь «в преданьях старины глубокой», в своей темпераментной широте, истовом спокойствии, в волшебном сочетании наивной серьезности, строгого добродушия и лукавого юмора. Это воистину «потерянный рай» Шмелева-эмигранта, и не потому ли так велика сила ностальгической, пронзительной любви к родной земле, так ярко художественное видение красочных, сменяющих друг друга картин. Книги эти служат глубинному познанию России, ее корневой системы, пробуждению любви к нашим праотцам.
В "Лете Господнем" читателя поражает сходство ощущений, описываемых автором, с чувствами человека, только начинающего церковную жизнь – тоже все впервые, все новое! Но не одни новоначальные христиане обращаются к этой книге. "Лето Господне", по сути, является энциклопедией жизни православного человека – не только и не столько обрядов или быта, сколько веры и чувств. И. Ильин недаром писал: "Лето Господне" – благоухает навек. Не забудется, пока Россия будет".
Однако когда мы перейдем от светлых, напоенных радостью страниц "Лета Господня" к реальной жизни Ивана Шмелева и узнаем, в каких условиях создавались главы "Праздников" или "Богомолья", мы поразимся исключительному обилию испытаний и страданий, перенесенных Шмелевым. Он сам осознавал эту парадоксальность собственного творчества: "Оглядываюсь: как я мог написать ее /повесть/?! Если бы Вы знали, как я страдал, как был близок к утрате себя, были дни, когда я чувствовал, что пропадаю, идет на меня тьма, ужас... потеря рассудка./.../ И вот, Господь сохранил. Я нашел себя. О, сколько усилий! Меня, может быть, "Богомолье" спасало, "Лето Господне""...
Именно «Лето Господне» (1933-1948) и «Богомолье» (1931), а также примыкающий к ним тематически сборник «Родное» (1931) явились вершиной творчества Шмелева. Он написал немало замечательного и кроме этих книг: «Солнце мертвых», «История любовная» (1929), «Няня из Москвы» (1936). Но магистральная тема, которая все более проявлялась, обнажалась, выявляла главную и сокровенную мысль жизни (что должно быть у каждого подлинного писателя), сосредоточенно открывается именно в этой «трилогии», не поддающейся даже привычному жанровому определению (быль — небыль? миф — воспоминание? свободный эпос?): путешествие детской души, судьба, испытания, несчастье, просветление.
Из глубины души, со дна памяти подымались образы и картины, не давшие иссякнуть обмелевшему было току творчества в пору отчаяния и скорби. Из Франции, чужой и «роскошной» страны, с необыкновенной остротой и отчетливостью видится Шмелеву Россия старая и, в то же время, как бы обращенная к будущему, в завтра. Из потаенных закромов памяти пришли впечатления детства, составившие книги «Богомолье», «Лето Господне», а также примыкающие к ним рассказы «Небывалый обед», «Мартын и Кинга» и т. д., совершенно удивительные по поэтичности, духовному свету, драгоценным россыпям слов. Шмелев славит русского человека, с его душевной широтой, ядреным говорком и грубоватым простонародным узором расцвечивает «преданья старины глубокой» («Мартын и Кинга», «Небывалый обед»), обнаруживая «почвенный» гуманизм, по-новому освещая давнюю тему «маленького человека» («Наполеон», «Обед для «разных»).
Конечно, мир «Лета Господня» и «Богомолья», мир филенщика Горкина, Мартына и Кинги, чахоточного «Наполеона», бараночника Феди и богомольной Домны Панферовны, старого кучера Антипушки и приказчика Василь Васильича, «облезлого барина» Энтальцева и отставного солдата Махорова «на деревянной ноге», колбасника Коровкина, рыбника Горностаева и «живоглота»-богатея крестного Кашина — этот мир одновременно и был, и не существовал никогда. Возвращаясь вспять, силой воспоминаний, против течения времени — от устья к ее истокам,— Шмелев преображает все увиденное вторично. Да и сам «я», Шмелев-ребенок, семилетний Ваня, появляется перед читателем словно бы в столпе света, умудренный опытом только предстоящего ему пути. Но одновременно писатель создает свой особенный, «круглый» мир, маленькую вселенную, от которой исходит свет патриотического одушевления и высшей нравственности.
Можно сказать, что «Лето Господне» стало очень важным этапом духовного пути Шмелева. К ней вполне применимы евангельские слова «...если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф. 18,3). Чтобы как-то утишить боль от созерцания поруганной, разоренной России, избавиться от мучительных картин пережитого кровавого кошмара, Шмелев обращается к годам далекого детства. И там, отбросив весь багаж юношеских рационалистических идей и более поздних теорий и представлений, открывает заново то, что некогда наполнило и питало его душу. Он всматривается в себя самого, когда-то по-детски доверчиво принявшего Истину, и запечатлевает мировосприятие верующего ребенка.
В «Лете Господнем» Шмелев чрезвычайно полно и глубоко воссоздает церковно-религиозный пласт народного бытия. Он рисует жизнь людей, неразрывно связанную с жизнью церковной и богослужением. Смысл и красота православных праздников, обрядов, треб, обычаев, остающихся неизменными из века в век, раскрыт настолько точно, что книга и в эмиграции, и дойдя до современного русского читателя, стала для многих верующих настольной книгой, своеобразной энциклопедией Православия. Кроме того, именно здесь, пожалуй, впервые в творчестве Шмелева, раскрываются психологические переживания, эмоции, молитвенные состояния — душевно-духовная жизнь православного христианина.
Но надо учитывать, что Шмелев показывает жизнь именно детской души. В восприятии ребенка весь окружающий мир предстает просветленным, обоженным, где «ничего не страшно» и «всем хорошо». В духовной реальности, воссозданной Шмелевым, нет ужасов и зло6ы «мира сего», нет бесовских напастей и тяжких падений. Герою, по-детски «сокрушающемуся» о грехах, неведома жестокая «духовная брань», преодоление страшных соблазнов, наполняющих окружающий мир. Главное, что открывает Шмелев в душе ребенка,— чувство присутствия Бога, доверчивую любовь к Нему и надежду на Него всегда и во всем.
Сказ от лица маленького героя – великолепно найденное художественное средство. В первых (по времени написания) главах еще слышны интонации взрослого человека, который постепенно исчезает и заменяется ребенком-рассказчиком. Маленький мальчик видит мир своими чистыми, незамутненными глазами правильно – и этот мир для нас важнее, чем сам ребенок.
Обратимся опять к названию повести.
«И возвратился Иисус в силе духа в Галилею, разнеслась молва о Нем по всей окрестной стране. Он учил в синагогах их и от всех был прославляем. И пришел в Назарет, где был воспитан, и вошел, по обыкновению своему, в день субботний в синагогу, и встал читать. Ему подали книгу пророка Исаии; и он, раскрыв книгу, нашел место, где было написано: «Дух Господень на мне; ибо Он помазал Меня благовествовать нищим и послал Меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать плененным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу, проповедовать лето Господне благоприятное» (Лк. 4,14-19) На эти слова – как на раскрывающие смысл всего произведения, – указал сам автор: названием «Лето Господне». В обобщенном комментарии к данному евангельскому тексту читаем: «Евангелист, говоря, что Христос как только раскрыл книгу, так тотчас нашел нужный Ему отдел, очевидно, этим хочет отметить, что книга Исаии раскрылась не случайно на известном листе, а что здесь дело Божественного Промысла… Конечно, под этим «летом» разумеется Мессианское время спасения для народа Израильского и для всего человечества». (21,155-156)
То есть книга Шмелева есть книга о Промыслительной Божией помощи человеку в деле его спасения. О пребывании в мире Христа – ради спасения человека.
Можно сказать, что "Лето Господне" – это церковный календарь, прочитанный глазами ребенка. Уже в одном этом сказывается оригинальность творческого замысла писателя. Ведь, по сути, мы приобщаемся к тайнам непорочной детской души. То, что церковный календарь весь состоит из праздников и дат религиозных обрядов, знает каждый. Но вот выстроить из сонма религиозных символов одну человеческую жизнь в движении плоти и духа – до этого мог догадаться лишь гениальный художник.
Шмелев начинает роман с Великого Поста, а точнее – с "Чистого понедельника". Для Вани этот "Понедельник" – волшебная сказка, открытие нового мира. Каждый человек помнит свое детство и светлым, и омраченным. И понятно состояние души Вани, когда в такой сказочный день происходят отнюдь не сказочные события. Вот отец грубо кричит на Василь Василича – "пьяная морда", – а тот и ответить не может, так нарезался. Отец сменяет гнев на милость, когда выясняется, что выручку Василь Василич все-таки принес, да еще "с верхом", а в кармане у него – лишь кусок черного хлеба и огрызок соленого огурца.
В сплетении восторга, страха и стыда Ваня врастает в так давно существующий мир взрослых людей. Но он таит в глубине души уверенность, что лично он избежит такой жизни и поступков, которые пугают его во взрослых.
Душа его зреет, раздвигая пределы детской жизни. Вот он стоит возле храма Христа Спасителя – будущей золотоглавой жертвы русского народа – и ничто не омрачает его душу: "Это – мое, я знаю. И стены, и башни, и соборы... и дымные облачка за ними, и это моя река, и черные полыньи, в воронах, и лошадки, и заречная даль посадов... – были во мне всегда. И все я знаю. И щели в стенах – знаю. Я глядел из-за стен... когда?.. И дым пожаров, и крики, и набат... – все помню! Бунты, и топоры, и плахи, и молебны... – все мнится былью... – будто во сне забытом".
Это уже не сказочное детское чувство, а родовая память, пробуждающееся чувство национальной гордости и причастности к русской истории и народным святыням.
И не случайно начинается «Лето Господне» с Чистого Понедельника, с Великого поста – с идеи покаяния Шмелев начал свою "русскую эпопею", с целебного очищения души через духовное переживание сорокадневного поста Самого Спасителя перед началом Его проповеднического земного служения, через переживание скорбной Страстной Седмицы, Крестной Жертвы…
В ЛЕТЕ ГОСПОДНЕМ укрепляется вера человека, питающая дух его и – ЛЕТО ГОСПОДНЕ – в Церкви. Шмелев показывает жизнь человека не в смене времен года, но в церковном богослужебном круге – человек идет по времени, отмеченному событиями церковной жизни. Недаром и главы «Лета Господня» называются согласно тому: «Великий пост»… «Ефимоны»… «Благовещенье»… «Пасха»… «Троицын день»…. И все проходит человек: «Праздники», «Радости», «Скорби» – так обозначены основные части «Лета Господня»
«Лето Господне» – повествование о вхождении в душу человека истин Православия:
«Горкин наставлял меня: Православная наша вера, ру-сская – она, милок, самая хорошая, веселая! И слабого облегчает, уныние просветляет, и малым радость. И это сущая правда».
У ребенка живет в душе ощущение и сознавание личного общения с Богом, с миром святости, он воспринимает все события церковной жизни как реальное взаимодействие человека и тех, кто приходит на землю из ТОЙ жизни. Шмелев показывает, как впервые в душу человека проникает сознание страшной тайны – бытия Божия:
«Мне делается страшно. Я смотрю на Распятие. Мучается Сын Божий! А Бог-то как же… как Он допустил?… Чувствуется мне в этом великая тайна – Бог».
Герой книги живет как бы вне конкретного времени, все опирается лишь на время церковное, текущее по каким-то особым, неземным законам. Движение совершается от радостей к скорбям. От вступления в сознательный отроческий возраст – к смерти. К смерти еще не собственной физической, но к переживанию смерти – в прощании с умирающим отцом. Здесь, мы видим, раскрывается подлинно христианская кончина: через церковное приуготовление к смерти в таинствах – к отхождению. Христианская кончина – и горе, и радость. Недаром в самый момент смерти отца мальчик погружается в некое райское видение, в котором он встречается со здоровым и радостным отцом.
Скорбь расставания и радость ожидания новой встречи – ТАМ. Наверное, не было сомнений у Шмелева – как завершить повествование. Одним: зовом человека ко Всевышнему: «Слышу – …Святый … Без – сме – е – е – ертный … Поми – и – и – и – илуй … на – а – а – ас».
Так завершается Лето Господне. Завершается невидимым вхождением в душу сознавания Горней правды.
Дунаев в своей книге «Русская литература и Православие» пишет: «Лето Господне» – о русскости русского человека. А это особый предмет, – и особенным инструментом отображенный. Чтобы воспринять это отображение, нужно иметь соответствующее средство. Понять «Лето Господне» способен лишь русский человек, и православный. Для прочих – в ней много чуждого» .
В последнее десятилетие своего творчества Шмелев написал много статей о русских писателях, о судьбе России, о Москве, о русском купечестве, статьи – отклики на события II мировой войны. Все они проникнуты православным духом. Шмелев утверждает, что лучшие писатели России были глубоко религиозными людьми, что Россию, Москву спасла от вражеских нашествий, от гибели именно глубочайшая непоколебимая вера русского народа.
Раздумывая о будущем России в статье «Пути живые и мертвые», писатель выражал твердую уверенность, что у России есть только один путь к спасению – путь религиозного возрождения.
Еще раз процитируем И. Ильина: «Великий мастер слова и образа, Шмелев создал здесь в величайшей простоте утонченную и незабываемую ткань русского быта, в словах точных, насыщенных и изобразительных. ... И так зарисовано все: от разливанного постного рынка до запахов и молитв Яблочного Спаса, от «розговин» до крещенского купанья в проруби. Все узрено и показано насыщенным видением, сердечным трепетом; все взято любовно, нежным, упоенным и упоительным проникновением; здесь все лучится от сдержанных, не проливаемых слез умиленной благодатной памяти. Россия и православный строй ее души показаны здесь силою ясновидящей любви. Эта сила изображения возрастает и утончается еще от того, что все берется и дается из детской души, вседоверчиво разверстой, трепетно отзывчивой и радостно наслаждающейся. С абсолютной впечатлительностью и точностью она подслушивает звуки и запахи, ароматы и вкусы. Она ловит земные лучи и видит в них — неземные; любовно чует малейшие колебания и настроения у других людей; ликует от прикосновения к святости; ужасается от греха и неустанно вопрошает все вещественное о скрытом в нем таинственном в высшем смысле».
В заключение хотелось бы акцентировать ваше внимание на удивительно светлых и добрых иллюстрациях к этой повести художника В. Карпущенко, которыми мы проиллюстрировали наш рассказ.
. Лето в природе – это пора расцвета, полноты и буйства жизненных сил, не приходящая радость бытия. Таким летним, благословенным днем, по мнению Шмелева, становится каждый час, каждый день, каждый год человеческой жизни, если они озарены внутренним, духовным светом – светом Божественного присутствия...
В 1927 г. Шмелевым был написан небольшой рассказ «Рождество», – именно с него и началось «Лето Господне». В этой повести духовная сущность русского народа: вера, обряды, быт – превосходно переданы Шмелевым, в ней автор воскрешает в памяти навсегда ушедший мир патриархальной Руси. «Я сказку былого себе сказывал…» – пишет сам Шмелев о «Лете...». И продолжает: «В ней я показываю лицо Святой Руси, которую я ношу в своем сердце… Россию, которая заглянула в мою детскую душу».«Богомолье», «Лето Господне», а также примыкающие к ним рассказы объединены не только духовной биографией ребенка, маленького Вани. Через материальный, вещный, густо насыщенный великолепными бытовыми и психологическими подробностями мир нам открывается нечто иное, более масштабное. Кажется, это вся Россия, Русь предстает здесь «в преданьях старины глубокой», в своей темпераментной широте, истовом спокойствии, в волшебном сочетании наивной серьезности, строгого добродушия и лукавого юмора. Это воистину «потерянный рай» Шмелева-эмигранта, и не потому ли так велика сила ностальгической, пронзительной любви к родной земле, так ярко художественное видение красочных, сменяющих друг друга картин. Книги эти служат глубинному познанию России, ее корневой системы, пробуждению любви к нашим праотцам.
В "Лете Господнем" читателя поражает сходство ощущений, описываемых автором, с чувствами человека, только начинающего церковную жизнь – тоже все впервые, все новое! Но не одни новоначальные христиане обращаются к этой книге. "Лето Господне", по сути, является энциклопедией жизни православного человека – не только и не столько обрядов или быта, сколько веры и чувств. И. Ильин недаром писал: "Лето Господне" – благоухает навек. Не забудется, пока Россия будет".Однако когда мы перейдем от светлых, напоенных радостью страниц "Лета Господня" к реальной жизни Ивана Шмелева и узнаем, в каких условиях создавались главы "Праздников" или "Богомолья", мы поразимся исключительному обилию испытаний и страданий, перенесенных Шмелевым. Он сам осознавал эту парадоксальность собственного творчества: "Оглядываюсь: как я мог написать ее /повесть/?! Если бы Вы знали, как я страдал, как был близок к утрате себя, были дни, когда я чувствовал, что пропадаю, идет на меня тьма, ужас... потеря рассудка./.../ И вот, Господь сохранил. Я нашел себя. О, сколько усилий! Меня, может быть, "Богомолье" спасало, "Лето Господне""...
Именно «Лето Господне» (1933-1948) и «Богомолье» (1931), а также примыкающий к ним тематически сборник «Родное» (1931) явились вершиной творчества Шмелева. Он написал немало замечательного и кроме этих книг: «Солнце мертвых», «История любовная» (1929), «Няня из Москвы» (1936). Но магистральная тема, которая все более проявлялась, обнажалась, выявляла главную и сокровенную мысль жизни (что должно быть у каждого подлинного писателя), сосредоточенно открывается именно в этой «трилогии», не поддающейся даже привычному жанровому определению (быль — небыль? миф — воспоминание? свободный эпос?): путешествие детской души, судьба, испытания, несчастье, просветление.
Из глубины души, со дна памяти подымались образы и картины, не давшие иссякнуть обмелевшему было току творчества в пору отчаяния и скорби. Из Франции, чужой и «роскошной» страны, с необыкновенной остротой и отчетливостью видится Шмелеву Россия старая и, в то же время, как бы обращенная к будущему, в завтра. Из потаенных закромов памяти пришли впечатления детства, составившие книги «Богомолье», «Лето Господне», а также примыкающие к ним рассказы «Небывалый обед», «Мартын и Кинга» и т. д., совершенно удивительные по поэтичности, духовному свету, драгоценным россыпям слов. Шмелев славит русского человека, с его душевной широтой, ядреным говорком и грубоватым простонародным узором расцвечивает «преданья старины глубокой» («Мартын и Кинга», «Небывалый обед»), обнаруживая «почвенный» гуманизм, по-новому освещая давнюю тему «маленького человека» («Наполеон», «Обед для «разных»). Конечно, мир «Лета Господня» и «Богомолья», мир филенщика Горкина, Мартына и Кинги, чахоточного «Наполеона», бараночника Феди и богомольной Домны Панферовны, старого кучера Антипушки и приказчика Василь Васильича, «облезлого барина» Энтальцева и отставного солдата Махорова «на деревянной ноге», колбасника Коровкина, рыбника Горностаева и «живоглота»-богатея крестного Кашина — этот мир одновременно и был, и не существовал никогда. Возвращаясь вспять, силой воспоминаний, против течения времени — от устья к ее истокам,— Шмелев преображает все увиденное вторично. Да и сам «я», Шмелев-ребенок, семилетний Ваня, появляется перед читателем словно бы в столпе света, умудренный опытом только предстоящего ему пути. Но одновременно писатель создает свой особенный, «круглый» мир, маленькую вселенную, от которой исходит свет патриотического одушевления и высшей нравственности.Можно сказать, что «Лето Господне» стало очень важным этапом духовного пути Шмелева. К ней вполне применимы евангельские слова «...если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф. 18,3). Чтобы как-то утишить боль от созерцания поруганной, разоренной России, избавиться от мучительных картин пережитого кровавого кошмара, Шмелев обращается к годам далекого детства. И там, отбросив весь багаж юношеских рационалистических идей и более поздних теорий и представлений, открывает заново то, что некогда наполнило и питало его душу. Он всматривается в себя самого, когда-то по-детски доверчиво принявшего Истину, и запечатлевает мировосприятие верующего ребенка.
В «Лете Господнем» Шмелев чрезвычайно полно и глубоко воссоздает церковно-религиозный пласт народного бытия. Он рисует жизнь людей, неразрывно связанную с жизнью церковной и богослужением. Смысл и красота православных праздников, обрядов, треб, обычаев, остающихся неизменными из века в век, раскрыт настолько точно, что книга и в эмиграции, и дойдя до современного русского читателя, стала для многих верующих настольной книгой, своеобразной энциклопедией Православия. Кроме того, именно здесь, пожалуй, впервые в творчестве Шмелева, раскрываются психологические переживания, эмоции, молитвенные состояния — душевно-духовная жизнь православного христианина.Но надо учитывать, что Шмелев показывает жизнь именно детской души. В восприятии ребенка весь окружающий мир предстает просветленным, обоженным, где «ничего не страшно» и «всем хорошо». В духовной реальности, воссозданной Шмелевым, нет ужасов и зло6ы «мира сего», нет бесовских напастей и тяжких падений. Герою, по-детски «сокрушающемуся» о грехах, неведома жестокая «духовная брань», преодоление страшных соблазнов, наполняющих окружающий мир. Главное, что открывает Шмелев в душе ребенка,— чувство присутствия Бога, доверчивую любовь к Нему и надежду на Него всегда и во всем.
Сказ от лица маленького героя – великолепно найденное художественное средство. В первых (по времени написания) главах еще слышны интонации взрослого человека, который постепенно исчезает и заменяется ребенком-рассказчиком. Маленький мальчик видит мир своими чистыми, незамутненными глазами правильно – и этот мир для нас важнее, чем сам ребенок.
Обратимся опять к названию повести. «И возвратился Иисус в силе духа в Галилею, разнеслась молва о Нем по всей окрестной стране. Он учил в синагогах их и от всех был прославляем. И пришел в Назарет, где был воспитан, и вошел, по обыкновению своему, в день субботний в синагогу, и встал читать. Ему подали книгу пророка Исаии; и он, раскрыв книгу, нашел место, где было написано: «Дух Господень на мне; ибо Он помазал Меня благовествовать нищим и послал Меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать плененным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу, проповедовать лето Господне благоприятное» (Лк. 4,14-19) На эти слова – как на раскрывающие смысл всего произведения, – указал сам автор: названием «Лето Господне». В обобщенном комментарии к данному евангельскому тексту читаем: «Евангелист, говоря, что Христос как только раскрыл книгу, так тотчас нашел нужный Ему отдел, очевидно, этим хочет отметить, что книга Исаии раскрылась не случайно на известном листе, а что здесь дело Божественного Промысла… Конечно, под этим «летом» разумеется Мессианское время спасения для народа Израильского и для всего человечества». (21,155-156)
То есть книга Шмелева есть книга о Промыслительной Божией помощи человеку в деле его спасения. О пребывании в мире Христа – ради спасения человека.
Можно сказать, что "Лето Господне" – это церковный календарь, прочитанный глазами ребенка. Уже в одном этом сказывается оригинальность творческого замысла писателя. Ведь, по сути, мы приобщаемся к тайнам непорочной детской души. То, что церковный календарь весь состоит из праздников и дат религиозных обрядов, знает каждый. Но вот выстроить из сонма религиозных символов одну человеческую жизнь в движении плоти и духа – до этого мог догадаться лишь гениальный художник.
Шмелев начинает роман с Великого Поста, а точнее – с "Чистого понедельника". Для Вани этот "Понедельник" – волшебная сказка, открытие нового мира. Каждый человек помнит свое детство и светлым, и омраченным. И понятно состояние души Вани, когда в такой сказочный день происходят отнюдь не сказочные события. Вот отец грубо кричит на Василь Василича – "пьяная морда", – а тот и ответить не может, так нарезался. Отец сменяет гнев на милость, когда выясняется, что выручку Василь Василич все-таки принес, да еще "с верхом", а в кармане у него – лишь кусок черного хлеба и огрызок соленого огурца.
В сплетении восторга, страха и стыда Ваня врастает в так давно существующий мир взрослых людей. Но он таит в глубине души уверенность, что лично он избежит такой жизни и поступков, которые пугают его во взрослых.
Душа его зреет, раздвигая пределы детской жизни. Вот он стоит возле храма Христа Спасителя – будущей золотоглавой жертвы русского народа – и ничто не омрачает его душу: "Это – мое, я знаю. И стены, и башни, и соборы... и дымные облачка за ними, и это моя река, и черные полыньи, в воронах, и лошадки, и заречная даль посадов... – были во мне всегда. И все я знаю. И щели в стенах – знаю. Я глядел из-за стен... когда?.. И дым пожаров, и крики, и набат... – все помню! Бунты, и топоры, и плахи, и молебны... – все мнится былью... – будто во сне забытом".
Это уже не сказочное детское чувство, а родовая память, пробуждающееся чувство национальной гордости и причастности к русской истории и народным святыням.
И не случайно начинается «Лето Господне» с Чистого Понедельника, с Великого поста – с идеи покаяния Шмелев начал свою "русскую эпопею", с целебного очищения души через духовное переживание сорокадневного поста Самого Спасителя перед началом Его проповеднического земного служения, через переживание скорбной Страстной Седмицы, Крестной Жертвы…
В ЛЕТЕ ГОСПОДНЕМ укрепляется вера человека, питающая дух его и – ЛЕТО ГОСПОДНЕ – в Церкви. Шмелев показывает жизнь человека не в смене времен года, но в церковном богослужебном круге – человек идет по времени, отмеченному событиями церковной жизни. Недаром и главы «Лета Господня» называются согласно тому: «Великий пост»… «Ефимоны»… «Благовещенье»… «Пасха»… «Троицын день»…. И все проходит человек: «Праздники», «Радости», «Скорби» – так обозначены основные части «Лета Господня»«Лето Господне» – повествование о вхождении в душу человека истин Православия:
«Горкин наставлял меня: Православная наша вера, ру-сская – она, милок, самая хорошая, веселая! И слабого облегчает, уныние просветляет, и малым радость. И это сущая правда».
У ребенка живет в душе ощущение и сознавание личного общения с Богом, с миром святости, он воспринимает все события церковной жизни как реальное взаимодействие человека и тех, кто приходит на землю из ТОЙ жизни. Шмелев показывает, как впервые в душу человека проникает сознание страшной тайны – бытия Божия:
«Мне делается страшно. Я смотрю на Распятие. Мучается Сын Божий! А Бог-то как же… как Он допустил?… Чувствуется мне в этом великая тайна – Бог».
Герой книги живет как бы вне конкретного времени, все опирается лишь на время церковное, текущее по каким-то особым, неземным законам. Движение совершается от радостей к скорбям. От вступления в сознательный отроческий возраст – к смерти. К смерти еще не собственной физической, но к переживанию смерти – в прощании с умирающим отцом. Здесь, мы видим, раскрывается подлинно христианская кончина: через церковное приуготовление к смерти в таинствах – к отхождению. Христианская кончина – и горе, и радость. Недаром в самый момент смерти отца мальчик погружается в некое райское видение, в котором он встречается со здоровым и радостным отцом.
Скорбь расставания и радость ожидания новой встречи – ТАМ. Наверное, не было сомнений у Шмелева – как завершить повествование. Одним: зовом человека ко Всевышнему: «Слышу – …Святый … Без – сме – е – е – ертный … Поми – и – и – и – илуй … на – а – а – ас».
Так завершается Лето Господне. Завершается невидимым вхождением в душу сознавания Горней правды.
Дунаев в своей книге «Русская литература и Православие» пишет: «Лето Господне» – о русскости русского человека. А это особый предмет, – и особенным инструментом отображенный. Чтобы воспринять это отображение, нужно иметь соответствующее средство. Понять «Лето Господне» способен лишь русский человек, и православный. Для прочих – в ней много чуждого» .
В последнее десятилетие своего творчества Шмелев написал много статей о русских писателях, о судьбе России, о Москве, о русском купечестве, статьи – отклики на события II мировой войны. Все они проникнуты православным духом. Шмелев утверждает, что лучшие писатели России были глубоко религиозными людьми, что Россию, Москву спасла от вражеских нашествий, от гибели именно глубочайшая непоколебимая вера русского народа.
Раздумывая о будущем России в статье «Пути живые и мертвые», писатель выражал твердую уверенность, что у России есть только один путь к спасению – путь религиозного возрождения.
Еще раз процитируем И. Ильина: «Великий мастер слова и образа, Шмелев создал здесь в величайшей простоте утонченную и незабываемую ткань русского быта, в словах точных, насыщенных и изобразительных. ... И так зарисовано все: от разливанного постного рынка до запахов и молитв Яблочного Спаса, от «розговин» до крещенского купанья в проруби. Все узрено и показано насыщенным видением, сердечным трепетом; все взято любовно, нежным, упоенным и упоительным проникновением; здесь все лучится от сдержанных, не проливаемых слез умиленной благодатной памяти. Россия и православный строй ее души показаны здесь силою ясновидящей любви. Эта сила изображения возрастает и утончается еще от того, что все берется и дается из детской души, вседоверчиво разверстой, трепетно отзывчивой и радостно наслаждающейся. С абсолютной впечатлительностью и точностью она подслушивает звуки и запахи, ароматы и вкусы. Она ловит земные лучи и видит в них — неземные; любовно чует малейшие колебания и настроения у других людей; ликует от прикосновения к святости; ужасается от греха и неустанно вопрошает все вещественное о скрытом в нем таинственном в высшем смысле».В заключение хотелось бы акцентировать ваше внимание на удивительно светлых и добрых иллюстрациях к этой повести художника В. Карпущенко, которыми мы проиллюстрировали наш рассказ.