26 / 38
Увидев снова Москву, я изумился: я ведь уехал за границу в последние недели
военного коммунизма. Все теперь выглядело иначе. Карточки исчезли, люди больше
не прикреплялись. Штаты различных учреждений сильно сократились, и никто не
составлял грандиозных проектов… Старые рабочие, инженеры с трудом
восстанавливали производство. Появились товары. Крестьяне начали привозить
живность на рынки. Москвичи отъелись, повеселели. Помню, как, приехав в Москву, я
застыл перед гастрономическим магазином. Чего только там не было! Убедительнее
всего была вывеска: «Эстомак» (желудок). Брюхо было не только реабилитировано, но
возвеличено. В кафе на углу Петровки и Столешникова меня рассмешила надпись:
«Нас посещают дети кушать сливки». Детей я не обнаружил, но посетителей было
много, и казалось, они тучнели на глазах. Пооткрывалось множество ресторанов: вот
«Прага», там «Эрмитаж», дальше «Лиссабон», «Бар». На каждом углу шумели пивные
И. Эренбург,
«Люди, годы, жизнь»
— с фокстротом, с русским хором, с цыганами, с балалайками, просто с мордобоем.
Возле ресторанов стояли лихачи, поджидая загулявших, и, как в далекие времена
моего детства, приговаривали: «Ваше сиятельство, подвезу…» Здесь же можно было
увидеть нищенок, беспризорных; они жалобно тянули: «Копеечку». Копеек не было:
были миллионы («лимоны») и новенькие червонцы. В казино проигрывали за ночь
несколько миллионов: барыши маклеров, спекулянтов или обыкновенных воров.