Следы отдельных мотивов «Слова о полку Игореве» (Буй-тур Всеволод как лучник,
Роман и Мстислав, вступающие «в злата стремени») ряд исследователей видит в
знаменитых миниатюрах Радзивилловской летописи (XV век, но в основе миниатюры
представляют собой копии более ранних иллюстраций). Существенно, что
отмеченные мотивы отсутствуют в тексте как самой Радзивилловской летописи, так и,
например, Ипатьевской, содержащей очень подробную повесть о походе Игоря.
Помимо «Задонщины» (текста северо-восточного происхождения) и, в меньшей
степени, других памятников куликовского цикла, где также есть близкие к «Слову»
обороты (Сказание о Мамаевом побоище, летописные повести о Куликовской битве),
следом знакомства древнерусских книжников последующих веков со «Словом»
является несколько изменённая цитата из него в приписке писца Домида
в Псковском «Апостоле» 1307 года: При сих князех сеяшется и ростяше усобицами,
гыняше жизнь наша, въ князех которы, и веци скоротишася человеком (ср. «Слово»:
Тогда при Олзѣ Гориславличи сѣяшется и растяшеть усобицами, погибашеть
жизньДаждь-Божа внука, въ княжихъ крамолахъ вѣци человѣкомь скратишась).
Возможно, именно список, находившийся в начале XIV века во псковском
Пантелеймоновом монастыре, два века спустя послужил протографом для Мусин-
Пушкинской рукописи: в дошедшем до нас тексте филологи выделяют псковские
диалектные черты. Переписчик Мусин-Пушкинской рукописи (как и авторы и
редакторы «Задонщины») уже многого не понимали в «Слове» и вносили в текст
разного рода искажения. В целом можно сказать, что «Слово о полку Игореве»
оставалось относительно мало известным текстом для позднего русского
Средневековья, что было связано с его жанровой и содержательной необычностью.
Некоторый всплеск интереса к нему был связан с Куликовской битвой и желанием
воспеть исторический «реванш» Руси над кочевниками, поражение от которых
изображено в «Слове».