Рекомендуем для чтения

Подборка стихотворений о Достоевском


  • Северянин Игорь

    Его улыбка — где он взял её? —
    Согрела всех мучительно-влюблённых,
    Униженных, больных и оскорблённых,
    Кошмарное земное бытиё.
    Угармонированное своё
    В падучей сердце — радость обречённых,
    Истерзанных и духом исступлённых —
    В целебное он превратил
    Все мукой опрокинутые лица,
    Все руки, принуждённые сложиться
    В крест на груди, все чтущие закон,
    Единый для живущих — Состраданье,
    Все чрез него познали оправданье,
    И — человек почти обожествлён.


  • Голиков Сергей

    Великий гений и пророк
    Рабом пера себя нарекший.
    Пропитан болью каждый слог,
    Кровавым месивом протекший.
    С крутого берега Невы
    Смотрел он вглубь ночного неба,
    Не снять с России головы,
    Настанет время — хватит хлеба.
    Для всех убогих и больных,
    Униженных и оскорблённых
    Изыдут бесы из людских
    Умов лихих и просветлённых.
    России – жить да процветать,
    Хранить нетленную идею,
    Которой точно не сломать,
    Её ни чёрту, ни злодею.
    По праву всех рассудит Бог,
    Познав и горе и смятенье,
    Сибирский каторжный острог
    Он принял словно воскресенье.
    От жизни прошлой и слепой,
    От бывших доводов и планов
    Он углубился с головой
    В бурлящем омуте романов.
    Узрев надёжный верный путь,
    Махнув рукой на брешь в кармане,
    Он начал безустанно гнуть
    Россию к милости и славе.


  • Надсон Семен
    Памяти Достоевского Ф. М.

    Когда в час оргии, за праздничным столом
    Шумит кружок друзей, беспечно торжествуя,
    И над чертогами, залитыми огнем,
    Внезапная гроза ударит, негодуя, —
    Смолкают голоса ликующих гостей,
    Бледнеют только что смеявшиеся лица, —
    И, из полубогов вновь обратясь в людей,
    Трепещет Валтасар и молится блудница.

    Но туча пронеслась, и с ней пронесся страх…
    Пир оживает вновь: вновь раздаются хоры,
    Вновь дерзкий смех звучит на молодых устах,
    И искрятся вином тяжелые амфоры;
    Порыв раскаянья из сердца изгнан прочь,
    Все осмеять его стараются скорее, —
    И праздник юности, чем дальше длится ночь,
    Тем всё становится развратней и пошлее!..

    Но есть иная власть над пошлостью людской,
    И эта власть — любовь!.. Создания искусства,
    В которых теплится огонь ее святой,
    Сметают прочь с души позорящие чувства;
    Как благодатный свет, в эгоистичный век
    Любовь сияет всем, все язвы исцеляет, —
    И не дрожит пред ней от страха человек,
    А край одежд ее восторженно лобзает…

    И счастлив тот, кто мог и кто умел любить:
    Печальный терн его прочней, чем лавр героя,
    Святого подвига его не позабыть
    Толпе, исторгнутой из мрака и застоя.
    На смерть его везде откликнутся друзья,
    И смерть его везде смутит сердца людские,
    И в час разлуки с ним, как братская семья,
    Над ним заплачет вся Россия!..


  • Антокольский Павел
    Достоевский

    Начало всех начал его... В ту ночь
    К нему пришли Белинский и Некрасов,
    Чтоб обнадежить, выручить, помочь,
    Восторга своего не приукрасив,
    Ни разу не солгав. Он был никем,
    Забыл и о науке инженерной,
    Стоял, как деревянный манекен,
    Оцепеневший в судороге нервной.
    Но сила прозы, так потрясшей двух
    Его гостей — нет, не гостей, а братьев…
    Так это правда — по сердцу им дух
    Несчастной рукописи?.. И, утратив
    Дар слова, — Господи, как он дрожал,
    Как лепетал им нечленораздельно,
    Что и хозяйке много задолжал
    За комнату,
    что в муке трехнедельной
    Ждал встречи на Аничковом мосту
    С той девушкой, единственной и лучшей…
    А если выложить начистоту, —
    Что ж, господа, какой счастливый случай,
    Он и вино припас, и белый хлеб.
    У бедняков бывают гости редко.
    Простите, что он пылок и нелеп!
    Вы сядьте в кресла. Он — на табуретку.
    Вот так он и молол им сущий вздор
    В безудержности юного доверья.
    А за стеной был страшный коридор.
    Там будущее пряталось за дверью,
    Присутствовал неведомый двойник,
    Сосед или чиновник маломощный,
    Подслушивал, подсматривал, приник
    Вплотную к самой скважине замочной.
    С ним встреча предстоит лицом к лицу.
    Попробуйте и на себя примерьте
    То утро на Семеновском плацу,
    И приговор, и ожиданье смерти,
    И каторгу примерьте на себя,
    И бесконечный миг перед падучей,
    Когда, земное время истребя,
    Он вырастет, воистину грядущий!
    Вот каменные призраки громад,
    Его романов пламенные главы

    Из будущего близятся, гремят,
    Как горные обвалы. Нет — облавы
    На всех убийц, на всех самоубийц.
    В любом из них разорван он на части.
    Так воплотись же, замысел! Клубись,
    Багряный дым — его тоска и счастье!
    Нет будущего! Надо позабыть
    Его помарок черновую запись.
    Некрасов и не знает, может быть,
    Что ждет его рыдающий анапест.
    А вот Белинский харкает в платок
    Лохмотьями полусожженных легких.
    И ночь темным-темна. И век жесток —
    Равно для всех, для близких и далеких.
    Кончалась эта ночь. И, как всегда,
    В окне серело пасмурное утро,
    Спасибо вам за помощь, господа!
    Приход ваш был придуман очень мудро.
    Он многого не досказал еще,
    В какой живет он муке исполинской.
    Он говорил невнятно и общо.
    Молчал Некрасов. Понимал Белинский.


  • Кушнер Александр
    Стихи о Достоевском

    Представляешь, каким бы поэтом –
    Достоевский мог быть? Повезло
    Нам – и думать боюсь я об этом,
    Как во все бы пределы мело!

    Как цыганка б его целовала
    Или, целясь в костлявый висок,
    Револьвером ему угрожала.
    Эпигоном бы выглядел Блок!

    Вот уж точно – измышленный город
    В гиблой дымке растаял сплошной,
    Или молнией был бы расколот
    Так, чтоб рана прошла по Сенной.

    Как кленовый валился б, разлапист,
    Лист, внушая прохожему страх.
    Представляешь трехстопный анапест
    В его сцепленных жестких руках!

    Как евреи, поляки и немцы
    Были б в угол метлой сметены,
    Православные пели б младенцы,
    Навевая нездешние сны.

    И в какую бы схватку ввязалась
    Совесть – с будничной жизнью людей.
    Революция б нам показалась
    Ерундой по сравнению с ней.

    До свидания, книжная полка,
    Ни лесов, ни полей, ни лугов...
    От России осталась бы только
    Эта страшная книга стихов!


  • Набоков Владимир
    На годовщину смерти Достоевского

    Садом шел Христос с учениками…
    Меж кустов, на солнечном песке,
    вытканном павлиньими глазками,
    песий труп лежал невдалеке.

    И резцы белели из-под черной
    складки, и зловонным торжеством
    смерти заглушен был ладан сладкий
    теплых миртов, млеющих кругом.

    Труп гниющий, трескаясь, раздулся,
    полный склизких, слипшихся червей…
    Иоанн, как дева, отвернулся,
    сгорбленный поморщился Матфей…

    Говорил апостолу апостол:
    «Злой был пес, и смерть его нага, мерзостна…»
    Христос же молвил просто:
    «Зубы у него — как жемчуга…»


  • Набоков Владимир
    Достоевский

    Тоскуя в мире, как в аду,
    уродлив, судорожно-светел,
    в своем пророческом бреду
    он век наш бедственный наметил.

    Услыша вопль его ночной,
    подумал Бог: ужель возможно,
    что все дарованное Мной
    так страшно было бы и сложно?


  • Кольчугин Владимир
    Некрополь Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры

    Умрёт зерно… Богата жатва…
    Некрополь Петербурга Лавры
    Хранит загадки эпитафий…
    Живут наследие и память.

    Суть наказанья, преступленья,
    Униженных путь, оскорблённых,
    Портреты одержимых бесом –
    Всё в строках, жизнью утверждённых.

    Души восход через исканья,
    Сквозь злобу, тяготы, пороки…
    Ключи любви и состраданья
    Дарил, познавший веру в Бога.

    Уснул. Покойная улыбка
    Нелёгкий век земной венчает;
    Потомками зерно взрастится.
    Живут наследие и память…