29 / 36
27
момент вступления в нее США, продовольственная ситуация в стране и столице
несколько месяцев спустя могла бы стать более благоприятной...
Разумеется, устранение архаичной, заскорузлой, не отвечающей духу времени
системы самодержавия оставалось бы актуальным ‒ и произошло бы, раньше или позже.
Но, вероятно, совсем в другой редакции.
Иначе дело обстоит с Октябрьской революцией. Установление социалистической
системы, даже при наличии смутных «коммунистических» чаяний в народной,
крестьянской толще и левой ориентации больших групп пролетариата, отнюдь не было
насущной потребностью для России в тот момент. В широком социально-культурном
плане социалистическая революция на принципах национализации земли и всех средств
производства не стояла в повестке дня. Однако с точки зрения политической логики
события в стране от февраля к октябрю развивались чуть ли не с железной
необходимостью.
Перестройка гигантского, проржавевшего государственного механизма в условиях
войны осуществлялась новым режимом из рук вон плохо. Ломка шла с трудом, а уж новое
строительство ‒ и подавно. Проблемы возникали гораздо быстрее, чем их удавалось
решать, поток перемен захлестывал, смывал все устои.
Прискорбным фактором было, конечно, соперничество множества партий и групп,
выраставших как грибы после дождя и отчаянно соперничавших друг с другом.
Словесному многоцветью парламентских дебатов и митинговой риторики противостояли
исконный народный анархизм и скептицизм. Настроение масс через пару месяцев после
революции было примерно таким: а подите вы с вашими выборами, партиями, сложными
программами и войной до победного конца. Крестьяне и рабочие требовали немедленного
удовлетворения их чаяний и нужд. Экономическая ситуация между тем ухудшалась,
властные структуры утрачивали авторитет, контроль центра над многоплеменной и
многоукладной страной стремительно утрачивался. Хаос, развал страны становились
вполне вероятной перспективой.
Отчаянное положение требовало отчаянных, в свою очередь, мер, но лидеры
политических партий пребывали в зазоре между не выветрившимся еще хмелем
нежданной победы и полной растерянностью. Они лихорадочно искали прецеденты и
ориентиры ‒ но учебников, по которым можно было бы «проходить» русскую
революцию, не существовало.
И так получилось, что единственной партией, соединявшей веру в свои принципы с
сильным руководством, ясностью лозунгов (немедленный мир, земля крестьянам,
народный контроль над производством и финансами) и железной решимостью
осуществлять их, были большевики. Конечный их идеал ‒ коммунизм ‒ располагался в
легендарной перспективе, пути туда были неведомы. Но этот идеал отвечал общему
антибуржуазному, традиционно коллективистскому складу русского народа, издавна
лелеявшего мечту о чем-то абсолютно новом, о «стране Инонии». А ближайшие цели
большевиков были просты и весомы, как камень в кулаке.
В условиях нараставшего экономического хаоса, политического раздрая, слабости
Временного правительства переход власти в руки Ленина и его соратников
представляется вариантом вполне логичным и закономерным.<…>
Сорокин А. «Закон Божий нам не гожий!» [Текст] : как большевики
строили светское государство в октябре-декабре 1917 года / А. Сорокин, А.
Кочетова, М. Одинцов // Родина. – 2016. – № 11, нояб. – С. 120-125.
II Всероссийский съезд Советов, заседавший в Таврическом дворце Петрограда с
позднего вечера 25 октября (7 ноября) 1917 г., взял в свои руки всю полноту власти и