— Вот он где ад-то! Истинный ад... — проговорила она, ко-
гда безмолвная доселе траншея по команде бросила оглуши-
тельный залп прямо в лицо врагам...
Меня эта худенькая, слабая и больная женщина, попавшая
в самую кипень боя, интересовала больше, чем самый бой.
Очевидно, она за себя не боялась, страдая за других, Каждая
капля крови, пролитая здесь, была больна ей... Каждый стон
отдавался в ее сердце ...
— Бей их, проклятых... В спину их... — слышались голоса
офицеров, подбодрявших солдат... — Ишь, побежали, — ка-
тайте их, ребята, отбейте охоту соваться к нам.
Озленные турки, отмщая на нас свою неудачу, и днем про-
должали бить по каждому, кто только приподнимал голову над
валом... Туман расстилало, и им отлично видны были наш бру-
ствер и наш редут позади.
За валом слышались громкие стоны; сквозь трескотню ру-
жейного огня, сквозь говор нашей траншеи слышались.
— Что это такое? Кто это стонет? — обратилась ко мне се-
стра Васильева, широко раскрыв глаза.
— Турки...
— Какие? Какие турки?—схватила она меня за руку.
— А что вчера на наш редут шли... Их ранили, свои подоб-
рать не успели, ну, и лежат там в кустах по оврагам.
— Что же с ними будет? До коих пор... Да говорите же!
— Будут лежать, пока не умрут.
— Да ведь подобрать-то надо? Неужели так! Ведь они му-
чаются. Помочь скорее, а то поздно будет...
Я подвел ее к валу.
— Стоит только голову поднять над валом, чтобы турки
стрелять начали... Видите?.. Рядом стоявший солдат посадил
шапку на штык, и тотчас же несколько пуль просвистело ми-
мо...
— Все-таки... Бог поможет... Братцы? Ужели же им так по-
мирать...
Солдаты мялись... Кому охота на верную смерть!..
— Душа-то ведь есть в вас, голубчики... Православные,
жаль ведь их...
— Жаль-то, жаль, сестрица, да и то — как выйдешь?.. Тут
смертушка...
— Помогите, милые...
Я начал ей тоже подсказывать все, что говорило мне благо-
разумие...