Они ничего не могли ждать за свой подвиг, кроме зараже-
ния гангреной, больничного тифа, гнилой горячки. Этот терно-
вый венец они принимали безропотно и, кончая мученичест-
вом свою подвижническую жизнь, вслед за боевым страсто-
терпцем уходили в общие с ним могилы, никому не известные,
никем не оплаканные… Только уцелевший солдат унесет в да-
лекое и глухое село память об этой «доброй сестре», и когда в
больших городах опять начнут давить нашу женщину – в убо-
гих храмах будет за нее горячо молиться народ, как и она че-
стно потрудившийся, как и она неоцененный…
Я ее сравнил с солдатом. Нет, подвиг ее был выше. Боль-
ше мужества нужно было ей, больше терпения. Не так мудре-
но, в стройных рядах, под звуки музыки, с распущенными
знаменами идти на турецкие редуты, как дни и ночи неот-
ступно, неизбежно, неустанно гнить в ужасающей атмосфере
наших больниц, с каждым
дыханием впитывая в се-
бя заразу, зная наверное,
что выстоишь месяц, два
– а там наверное сам же
уляжешься рядом с этими
несчастными.
Оставаться в задушающей
среде, когда большинство
твоих подруг уже легло,
когда сама чувствуешь,
что болезнь прокрадыва-
ется в твой организм, что
спастись еще можно, толь-
ко нужно уйти от этих
ждущих и зовущих тебя
страдальцев, бросить их
на жертву их лютым му-
кам, дать им умереть без
кроткого, полного любви и
утешения привета. Солдат, по-
трудясь, отдыхает; тут отдыха нет. Негде и некогда. Свалишь-
ся с ног – заботиться о тебе некому.
День сестры милосердия начинался очень рано. Еще все
спит кругом, еще врачи и не думают вставать – а дежурная
сестра уже подымает своих подруг, просит их помочь ей – од-
Милосердные сестры