ной не справиться с больными. В гос-
питальных шатрах – смрад и духота.
Зимою все кругом закрыто, желез-
ные печи внутри не греют, а жгут
ближайших, не давая тепла дальним.
Тускло мерцают в душном воздухе
свечи и лампы. Раненые не знают
покоя. Стоны слышатся и теперь: где
-то в стороне, не совладав со своими
страданиями, солдат всхлипывает. В
разных местах зовут сестру. Нужно
перевернуть больного, поправить ему
подушку, покрыть его одеялом.
Требуется при этом исправлять и са-
мую черную работу, потому что боль-
ничная прислуга спит и ее не раз-
будишь громами небесными. За-
бывая прежние привычки, подав-
ляя отвращение к неопрятному де-
лу, сестры и ночью служат больным, не отходя от них. За день
изморилась, устала – отдохнула часа четыре, еще и разоспать-
ся не удалось – уже будят – иди в палату. У многих раненых
сошли перевязки, грей воду – отмывай корпию, накладывай
опять бинты, другим нужно лекарство, у третьего от крови,
проступившей насквозь, – заскорузло и коробится белье. Если
есть оно – переменяй, сам раненый едва-едва рукой пошевель-
нет…
Некоторые в бессознательном состоянии, пораженные в
голову, страдают сильнее всех, но они ничего не понимают, им
приходится силою разжимать зубы и вливать лекарства. За
ночь у многих простыни испорчены, зловоние по всей палате –
нужно очистить воздух, сменить постельное белье.
Разумеется, это там, где всего вволю. Еще хуже положение
сестры в таких госпиталях, каким, например, был фратешт-
ский. Тут больных и раненых сваливали, как дрова. Только зи-
мою улучшилось дело – осенью же оно было ужасно, в полном
смысле слова: люди лежали в грязи, в слякоти, вне шатров.
Для помещавшихся в шатрах тоже ничего не было. Ни одеял,
ни подушек, ни белья. О лекарствах и говорить нечего. Вместо
касторового масла отпускали рыбий жир, хинину не хватало и
на десятую долю больных, хлороформа не доставало и многие
Сестра милосердия