29 / 198
После того падения пришлось побывать мне в больнице.
Это была самая обыкновенная старая городская больница ско-
рой помощи. Поскольку она старая, то уже не совсем обыкно-
венная, ибо находилась (и находится по сей день) в ужасном
состоянии. Здание обветшало, полы в первом этаже шаткие,
горячей воды нет, бегают крысы. Не буду называть эту больни-
цу, потому что работают там прекрасные врачи-энтузиасты,
которые именно в таких больницах и удерживаются. Не хочу,
чтобы они пострадали, — как правило, достается им, а не на-
чальству.
Ночами, от боли, мне не спалось, я бродил по коридору.
Длинный этот коридор был заставлен койками и раскладушка-
ми с больными. Мест в палатах не хватало. Лежали вперемеш-
ку мужчины, женщины — постанывали, ворочались. Кто про-
сил поднять, кто — пить. Санитарок — нет. Давно известная
беда не только ленинградских больниц. Одна санитарка на все
травматологическое отделение, на девяносто человек, хотя по-
ложено четыре. Присылают иногда на эту роль
«пятнацатисуточных» — вот до чего не хватает людей. Хожу я,
кому что подсобить. Где похрапывали, где стонали, вороча-
лись, просили пить. Напоминало мне это фронтовой госпиталь
после боя. С той лишь разницей, что санитарок не было. Но в
эту ночь никаких подсобниц не было. Кого-то я поил, кого-то
загипсованного поворачивал. Подозвала меня одна старая
женщина. Попросила посидеть рядом. Пожаловалась, что
страшно ей, заговорила про своих близких, про свою трудную
жизнь. Взяла меня за руку. Замолчала. Я думал, заснула, а она
умерла. Рука ее стала коченеть.
На фронте навидался я всяких смертей. И то, что люди
умирают в больницах, — вещь неизбежная. Но эта смерть по-
разила меня. Чужого, неважно, хоть кого-то подозвала эта
женщина, томясь от одиночества перед лицом смерти. Невы-
носимое, должно быть, чувство. Наказание, и страшное, за что
— неизвестно. Заботу о человеке, бесплатную медицину, гума-
низм, коллективность жизни — как это все соединить с тем,
что человек умирает в такой заброшенности? Не стыд ли это,
не позор и вина наша всеобщая? У верующих существовало
таинство соборования, отпущение грехов. Человек причащал-
ся. Человек чувствует приближение конца. Ему легче, когда
рядом кто-то, даже чужой, не говоря уж о своих. Чью-то руку
держать в этот прощальный миг, последнее слово сказать кому