Не помню, как звали во Фратештах сестру милосердия, ко-
торая в самое глухое осеннее время, когда кругом была грязь
невылазная, когда нога по колено тонула в слякоти, отдала
больному свои сапоги и осталась сама в старых и ободранных
башмаках. На другой уже день ей пришлось ходить босиком. В
Габрове, когда не хватало полотна для бинтов и перевязок, се-
стры милосердия отдали свое белье, свои платья. Многие из
них отдавали также и свое жалованье, свой чай, свою пищу…
Такими же кроткими, деятельными, сострадательными се-
стры милосердия случалось появлялись и в огне, спокойно де-
лая свое дело, когда кругом падали пули и смерть царила не-
возбранно, сжимая страхом самые мужественные сердца, Ду-
хонина, о которой я говорил выше, с другими сестрами вслед
за скобелевским отрядом перевалили Балканы и на другой
день после нашего появления в Казанлыке уже устроились в
женском монастыре и начали свою работу, несмотря на серь-
езные препятствия и, между прочим, на требования интен-
дантских чиновников уступить им свою комнату. Эти рыцари
легкой наживы, действительно, чуть не выгнали сестер на ули-
цу.
Мы остановились на перевязке в госпитале. Сестер требу-
ют и в шатер, где производят ампутации. Тут поминутно не
имеющие отдыху сестры подают врачам то вату, то хлоро-
форм, то шины, то перевязки. Сестер иногда, за недостатком
студентов, санитаров, заставляли держать над препарируе-
мым колпак, пропитанный хлороформом, и делали их свиде-
тельницами мясничанья, которого не выносят и крепкие муж-
ские нервы… Кончится все это – нужно напоить и накормить
больных. Сестра милосердия не позволит больничной прислуге
заменить ее в этом случае. Она сама кормит раненых, которые
не могут поднять голову или не в состоянии шевельнуть рукой.
И все это совершается тихо, спокойно, нежно, в голосе, не-
смотря на усталь, звучит привет и ласка, так обаятельно дей-
ствующие на больного. Сестер милосердия капризных, таких,
которые бы неохотно делали свое дело, или отвиливали от него,
– я не знаю. Скорее, они с каждою новою трудностью проявля-
ли и новую энергию. Во время самой отталкивающей черной
работы при больном в их словах звучало то же кроткое утеше-
ние и ни малейшей искры раздражительности вы не могли бы
подметить в этой сострадательной спутнице раненого…
Отсюда понятна та любовь, которою они пользовались у