80 / 198
умной и распорядительной хозяйкой. Но привычная мысль о
бедном и убогом не покидала ее среди домашних и семейных
хлопот. Она глубоко усвоила себе христианскую заповедь о
тайной милостыне. Бывало, ушлют ее мужа на царскую службу
куда-нибудь в Астрахань года на два или на три. Оставшись
дома и коротая одинокие вечера, она шила и пряла, рукоделье
свое продавала и выручку тайком раздавала нищим, которые
приходили к ней по ночам. Не считая себя в праве брать что-
нибудь из домашних запасов без спроса у свекрови, она одна-
жды прибегла даже к маленькому лукавству с благотворитель-
ной целью, о котором позволительно рассказать, потому что
его не скрыл ее почтительный сын в биографии матери. Улья-
на была очень умеренна в пище, только обедала, не завтракала
и не полдничала, что очень тревожило свекровь, боявшуюся за
здоровье молодой невестки. Случился на Руси один из неред-
ких неурожаев, и в муромском краю наступил голод. Ульяна
усилила обычную свою тайную милостыню и, нуждаясь в но-
вых средствах, вдруг стала требовать себе полностью завтра-
ков и полдников, которые, разумеется, шли в раздачу голо-
дающим. Свекровь полушутливо заметила ей: что это подея-
лось с тобой, дочь моя? Когда хлеба было вдоволь, тебя, быва-
ло, не дозовешься ни к завтраку, ни к полднику, а теперь, ко-
гда всем стало есть нечего, у тебя какая охота к еде припала.
— Пока не было у меня детей, — отвечала невестка, — мне еда
и на ум не шла, а как пошли ребята родиться, я отощала и ни-
как не могу наесться, не только что днем, но часто и ночью
так и тянет к еде; только мне стыдно, матушка, просить у те-
бя. Свекровь осталась довольна объяснением своей доброй лгу-
ньи и позволила ей брать себе пищи, сколько захочется, и
днем, и ночью.
Эта постоянно возбужденная сострадательная любовь к
ближнему, обижаемому жизнью, помогла Ульяне легко пере-
ступить через самые закоренелые общественные предрассудки
Древней Руси. Глубокая юридическая и нравственная про-
пасть лежала между древнерусским барином и его холопом:
последний был для первого по закону не лицом, а простою ве-
щью. Следуя исконному туземному обычаю, а может быть, и
греко-римскому праву, не вменявшему в преступление смерти
раба от побей господина, русское законодательство еще в ХIV
в. провозглашало, что если господин «огрешится» неудачным
ударом убьет своего холопа или холопку, за это его не подвер-