«Братья Карамазовы», 1880 г.

Последний роман Ф. М. Достоевского, который автор писал два года. Роман был напечатан частями в журнале «Русский вестник». Достоевский задумывал его как первую часть эпического произведения «История Великого грешника».

Роман был окончен в ноябре 1880 года. Через два месяца после публикации писатель умер.

Последний, самый объемный и один из наиболее известных романов Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы» обращает читателя к вневременным нравственно-философским вопросам о грехе, воздаянии, сострадании и милосердии. Книга, которую сам писатель определил как «роман о богохульстве и опровержении его», явилась попыткой «решить вопрос о человеке», «разгадать тайну» человека, что, по Достоевскому, означало «решить вопрос о Боге».

Сквозь призму истории провинциальной семьи Карамазовых автор повествует об извечной борьбе Божественного и дьявольского в человеческой душе. Один из самых глубоких в мировой литературе опытов отражения христианского сознания, «Братья Карамазовы» стали в ХХ веке объектом парадоксальных философских и психоаналитических интерпретаций.

В эпиграф романа Достоевский выносит слова Христа:

«Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода». Ин., 12:24.

Введение в эпиграфе можно было опустить, но почему-то Достоевский его оставляет. И это не случайно. Истинность нравственных ориентиров и ценностей Царства Божия для автора романа абсолютна и несомненна. Все же остальное «именно в наш текущий момент» приводит его в «некоторое недоумение». Для Достоевского важно значение эпиграфа. Конец цитаты в эпиграфе: «Если пшеничное зерно...» – суть романа, вывод по результатам исследования писателя.

Эпиграф вводит тему, которая пройдет лейтмотивом через все произведение.

Этот роман – вершина творчества Достоевского. Он подводит своеобразный итог всего творческого пути писателя. Здесь Достоевский выводит еще двух христоподобных героев — послушника Алешу Карамазова и старца Зосиму.

Примечательно, что последний (Зосима) имеет реальный прототип. Произведение было написано под впечатлением поездки в Оптину пустынь — известный на всю Россию мужской монастырь, где Достоевский встречался и беседовал со старцем Амвросием, ныне прославленным Церковью в лике преподобных. Именно преподобный Амвросий Оптинский — главный прототип старца Зосимы.

Мир Достоевского — это, по большей части, мир неврастеников, эпилептиков, людей, одержимых какой-то идеей и ради этого готовых на преступления, людей надорванных, надломленных, раздвоенных, раздираемых страстями и противоречиями.

На этом фоне образ старца Зосимы выделяется своей цельностью, неотмирностью. Он – не главный герой романа «Братья Карамазовы», но в романе занимает духовно центральное место. Он — тот идеал Христовой любви, который Достоевский противопоставляет окружающей действительности. Из трех братьев Карамазовых только один — Алеша — по своему характеру и умонастроению приближается к этому идеалу. Остальные же персонажи романа отстоят от него очень далеко.

Как это бывало и в предыдущих романах Достоевского, своих героев писатель наделяет собственными чертами и в их уста вкладывает свои мысли. При этом в образе Дмитрия Карамазова иногда видят отражение молодого Достоевского в тот период, который закончился каторгой; Иван отражает период увлечения идеями Белинского, а Алеша — тот идеал, к которому Достоевский стремился в послекаторжный период, когда в нем произошло «перерождение убеждений», и он обрел Христа.

Алеша Карамазов — вообще один из самых светлых образов в русской литературе. Он очень религиозен, хотя «вовсе не фанатик и… даже и не мистик вовсе». Он любил людей и, «казалось, всю жизнь жил, совершенно веря в людей». С первых страниц книги он открывается как евангельский христоподобный идеал. Многое роднит его с князем Мышкиным. Однако Достоевский не наделил его чертами болезненности: в отличие от Мышкина, он не был ни эпилептиком, ни «идиотом» в глазах окружающих. Наоборот, розовощекий юноша пышет здоровьем и силой.

Еще в предисловии к своему последнему роману Достоевский подчеркивает, что именно младший из Карамазовых — его главный герой. На первых четырехстах страницах присутствие Алеши почти незаметно, он выступает лишь как внимательный слушатель и свидетель. Однако указание автора в IV главе третьей части вскрывает важность и значение этого образа.

Глава «Кана Галилейская» очень важна для понимания «Братьев Карамазовых»:

«1. На третий день был брак в Кане Галилейской, и Матерь Иисуса была там. 2. Был также зван Иисус и ученики Его на брак. 3. И как недоставало вина, то матерь Иисуса говорит Ему: вина нет у них. 4. Иисус говорит Ей: что Мне и Тебе, Жено? еще не пришел час Мой. 5. Матерь Его сказала служителям: что скажет Он вам, то сделайте. 6. Было же тут шесть каменных водоносов, стоявших по обычаю очищения Иудейского, вмещавших по две или по три меры (этот шестой стих не вошел в роман). 7. Иисус говорит им: наполните сосуды водою. И наполнили их до верха. 8. И говорит им: теперь почерпните и несите к распорядителю пира. И понесли. 9. Когда же распорядитель отведал воды, сделавшейся вином, — а он не знал, откуда это вино, знали только служители, почерпавшие воду, — тогда распорядитель зовет жениха. 10. И говорит ему: всякий человек подает сперва хорошее вино, а когда напьются, тогда худшее; а ты хорошее вино сберег доселе». (Ин., 2, 1–10).

Алеша слушает этот текст ночью третьего дня от начала повествования романа. В течение этих трех дней он, подобно ученикам Христа, тяжело пережил потерю учителя, прошел через потрясение и через искушения. Ночь, описанная в главе «Кана Галилейская», является для него ночью смерти и, одновременно, – возрождения.

В эпизоде свадьбы в Кане Галилейской вводится женский образ, который встретится в Евангелии от Иоанна еще только раз, почти в заключении. Мать Иисуса не производит здесь действий от первого лица, «а предвосхищает всех», привлекая внимание присутствующих к нехватке вина. Она как бы вступается за праздник, который мог бы закончиться неудачно. Для слушающего Алеши в двух решающих моментах его жизни является определяющей роль женщины, передоверяющей его Той, Которая сможет направить и провести по жизни.

Первое чудо позволяет увидеть Царствие Божие уже на этой земле. Христос посетил «не горе, а радость людскую». Служителям, которые знают, откуда появилось это вино, поручено отнести его ничего не ведающим гостям. Подобная же роль поручена в романе Алеше и Мите, пережившим духовное возрождение благодаря «вину радости новой» и несущим его другим.

Этот эпизод, полный праздничной радости, связан, однако, и с самым драматическим моментом жизни Иисуса. Как было замечено многими толкователями Библии, такая деталь, как «час», присутствие Марии, которая появится только в 19-й главе, а также обращение к ней: «Жено», — все это связано с моментом распятия и со смертью. Час, который в Кане «еще не пришел», придет в 12-й главе Евангелия от Иоанна: «пришел час прославиться Сыну Человеческому. Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода» (Ин., 12, 23–24).

Это сравнение показывает тесную связь между эпиграфом и самой обширной и важной из евангельских цитат в «Братьях Карамазовых». В Евангелии от Иоанна начало соединяется с концом, потому что готовящаяся трапеза не сможет произойти без жертвы того зерна, которое, только умерев, принесет «много плода».

Главным героем свадебного пира в сне Алеши является Христос. В трапезе, происходившей в Иерусалиме, смерть присутствует осознанно в Христе; Он один знает, что хлеб и вино есть плоть и кровь Его (см. 1 Кор., 11, 23–27; Мк., 14, 22–25; Лк., 22, 14–20). Трапеза Христа является участием в Той плоти и в Той крови, которые будут переданы и восприняты теми, кто их принял.

Во сне, как бы переносящем Алешу в Евангелие от Иоанна, он разделяет и радость свадьбы в Кане, и события, пережитые учениками ночью в Иерусалиме. Это момент глубокого единения со старцем и со Христом, а также мгновение благодарности за пищу, столь необходимую ему для новой жизни.

Благодаря сну о Кане Галилейской, молодой Карамазов открывает, что на пир приглашены не только немногие избранные, но также и недостойные. В нем могут участвовать все: бедные, отверженные, грешники, «найденный на распутьях дорог», — лишь бы они были открыты любви и приятию других (или, используя евангельскую метафору, лишь бы были одеты «в брачную одежду» — Мф., 22, 1-14).

Сцена трапезы встречается в романе дважды: сначала в этом эпизоде, а затем – в сцене поминок Илюшечки. В этих эпизодах сконцентрированы нити упомянутых библейских отрывков, которые пронизывают роман и дают ему толкование. Именно образ трапезы, предстающий в Библии, — начиная от Ветхого Завета и до Откровения Иоанна Богослова, — как радость, вновь обретенная после пережитого страдания, или же после смерти духовной или физической, является смысловым ядром произведения. Это то духовное состояние полноты и подлинного счастья, «рая на земле», к которому Достоевский стремится в своих романах. В «Братьях Карамазовых» это состояние дано избранным героям, а также читателям, готовым принять его, способным победить, подобно Алеше и Мите, сопротивление сил, мешающих в повседневной реальности ощущать радость бытия.

Заключительная часть произведения, посвященная детям, — ядро первоначального наброска романа — представляет нового Алешу, уже не только слушателя и посредника, а героя, осознающего свою роль.

В заключительном эпизоде романа Достоевский в последний раз обращается к мотиву эпиграфа. Дом смертельно больного Илюшечки становится центром, вокруг которого Алеша объединяет во взаимной любви группу школьных товарищей мальчика. Он обращается не к миру взрослых этого городка, в котором правят корысть, ложь и злоба. Наиболее способными учениками молодого Карамазова, посланного старцем в мир, оказываются именно эти чистые сердцем подростки, но которых уже коснулись современные идеи Ракитина и Ивана Карамазова.

Слова прощания, произнесенные молодым Карамазовым около камня, где Илюшечка мечтал об иной жизни, содержат многочисленные тонкие ссылки на другую прощальную речь — речь Христа. Важно и то, что мальчиков было «человек двенадцать», как и апостолов. Алеша называет своих слушателей «мои деточки», как и Христос в Евангелии от Иоанна: «Дети! Недолго уже быть Мне с вами… Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга» (Ин., 13, 33-34).

Как и Иисус, Алеша убежден, что их расставание – неизбежно и что «еще многое имею сказать вам, но вы теперь не можете вместить» (Ин., 16, 12). «Но вы все-таки запомните, — советует он детям, — и потом когда-нибудь согласитесь с моими словами. Знайте же, что ничего нет выше, и сильнее, и здоровее, и полезнее впредь для жизни, как хорошее какое-нибудь воспоминание, и особенно – вынесенное еще из детства, из родительского дома».

Как подчеркивает Алеша, именно Илюшечка, школьный товарищ мальчиков, в прошлом обиженный ими, связал всех глубокими взаимными узами любви. Не только Алеша прощается с ними, но и Илюша; он, как и Маркел, является тем малым «пшеничным зерном», которое, умерев, дает свой плод.

Центром Евангелия от Иоанна является завет взаимной любви, распространяющуюся на всех, даже и на врагов.

Именно к этой любви — свободной, бескорыстной, способной охватить все, призывает Алеша своих маленьких учеников, собравшихся вокруг Илюши, умершего не только вследствие нужды и лишений, но и от обид, нанесенных его отцу и разделенных ребенком.

Вообще, центральная тема всего творчества Достоевского — страдания человека. Она тоже связана с именем Алеши Карамазова.

За что и почему он страдает? Куда смотрит Бог, когда страдает человек? Можно ли верить в справедливого Бога, если вокруг столько несправедливости, и Бог ее попускает? Эти вопросы волновали и Достоевского на протяжении всей жизни. Тема страданий, вопрос о смысле страданий — сквозная тема его творчества. В «Братьях Карамазовых» она поднята с особой силой и остротой.

В разговоре с Алешей Иван Карамазов говорит о страдании детей, приводя в пример пятилетнюю девочку, которую родители подвергали всевозможным истязаниям. Алеша не отвечает прямо на вопрос о смысле страдания детей. Но он горячо откликается на слова брата о том, что нет на земле человека, который мог бы простить за злодеяния по отношению к детям:

«Брат, ты сказал сейчас, есть ли во всем мире существо, которое могло бы и имело право простить? Но существо это есть, и оно может всё простить, всех и вся и за всё, потому что само отдало неповинную кровь свою за всех и за всё».

Христос — вот Тот, Чьи страдания придают смысл страданию любого человека. Он воплотившийся Бог, и Он Сам прошел путем страдания и смерти, чтобы искупить людей и открыть им путь к воскресению. Каждый, кто страдает по своей вине или безвинно, может в своих страданиях ощутить Его присутствие.

В романе есть одна фигура, которая долгое время остается как бы за кадром, но в какой-то момент появляется в кадре: это Спаситель, Иисус Христос. Достоевский долго подступался к этому образу. У него было даже намерение написать «книгу об Иисусе Христе», как свидетельствует список будущих произведений, составленный им накануне Рождества 1877 года. К пониманию образа Христа Достоевский пытается приблизиться через образы христоподобных людей: князя Мышкина, Тихона, старца Зосимы, Алеши Карамазова. Но настойчивое и многолетнее желание написать что-то о Самом Христе его не оставляло, и он включает в роман «Братья Карамазовы» целую главу, в которой Христос является действующим лицом.

Эта глава называется «Великий инквизитор». Действие разворачивается в средневековой Испании. В Севилью, где только что была сожжена на костре чуть ли не сотня еретиков, является Христос.

«Он появился тихо, незаметно, и вот все — странно это — узнают Его… Народ непобедимою силой стремится к Нему, окружает Его, нарастает кругом Него, следует за Ним. Он молча проходит среди их с тихою улыбкой бесконечного сострадания. Солнце любви горит в Его сердце, лучи Света, Просвещения и Силы текут из очей Его и, изливаясь на людей, сотрясают их сердца ответною любовью. Он простирает к ним руки, благословляет их, и от прикосновения к Нему, даже лишь к одеждам Его, исходит целящая сила».

Вот он — тот «сияющий образ Христа», который Достоевский искал всю жизнь. Перед входом в Севильский собор Христос исцеляет слепого, воскрешает девочку. А дальше на сцене появляется 90-летний старик, кардинал Великий инквизитор, который приказывает арестовать Христа...

И начинается Его разговор со Христом, в чем-то напоминающий допрос Христа у римского правителя Понтия Пилата, когда Пилат задавал Ему много вопросов, а Он «не отвечал ему ни на одно слово, так что правитель весьма дивился». Разница между Пилатом и инквизитором заключатся в том, что первый ждал ответов от Иисуса, а второй не ждал. Он выступает как обвинитель, и его речь — это монолог, не предполагающий ответа.

В споре между Христом и дьяволом Великий инквизитор стоит на стороне дьявола. Он считает, что Христос ошибся, отвергнув три искушения, и что в долгосрочной исторической перспективе Христианство потерпит поражение.

Острие критики Достоевского в «Великом инквизиторе» направлено не на католичество, как можно было бы подумать на основании поверхностного прочтения этой главы, а на социализм, основанный на представлении о возможности построения человеческого счастья без Бога, без духовно-нравственных ценностей, на основе одного только «хлеба» — материального благополучия и довольства, купленного ценой потери свободы.

Человек не создан для свободы, считает инквизитор, «нет у человека заботы мучительнее, как найти того, кому бы передать поскорее тот дар свободы, с которым это несчастное существо рождается». Дай человеку материальное благосостояние, накорми его, «и человек преклонится, ибо ничего нет бесспорнее хлеба».

Собеседник Христа описывает, на каком принципе будет построено общество всеобщего благоденствия:

«Получая от нас хлебы, конечно, они ясно будут видеть, что мы их же хлебы, их же руками добытые, берем у них, чтобы им же раздать, безо всякого чуда».

Здесь опять мы слышим ясный намек на социалистическую идею: люди своими руками добывают материальные блага; задача социалистического государства заключается в том, чтобы отнять у них прямой доступ к продукту их труда и перераспределять материальные блага по своему усмотрению, так, чтобы люди находились в полной зависимости от власти.

Гениальность Достоевского заключалась в том, что он указал на религиозный характер социалистической идеологии, точнее, на ее псевдорелигиозный характер. Социализм — это лже-религия, он, по словам философа Николая Бердяева, «хочет быть новой религией, ответить на религиозные запросы человека. Социализм идет на смену совсем не капитализму… Социализм идет на смену Христианству, он хочет заменить собою Христианство».

Христос так до конца и молчит, Он ничего не отвечает Великому инквизитору, потому что все ответы Он дал в Евангелии. И Великий инквизитор, не услышав от Него ни слова, отворяет перед Ним дверь и отпускает Его...

Мы уже говорили о том, как часто Достоевский обращается в своих романах к евангельским притчам.

«Братья Карамазовы» – не исключение в этом смысле.

К Притче о сеятеле и семенах Достоевский обращался неоднократно. Но особенно часто появляется образ семени в «Братьях Карамазовых». Старец Зосима вспоминает о том, как ходил в детстве в церковь с матерью:

«Смотрел я умиленно и в первый раз от роду принял я тогда в душу первое семя слова Божия осмысленно».

Тот же Зосима в своих поучениях говорит о роли сельских священников:

«Нужно лишь малое семя, крохотное: брось он его в душу простолюдина, и не умрет оно, будет жить в душе его во всю жизнь, таиться в нем среди мрака, среди смрада грехов его, как светлая точка, как великое напоминание».

В тех же поучениях семя появляется еще раз:

«Вот ты прошел мимо малого ребенка, прошел злобный, со скверным словом... Ты и не знал сего, а может быть, ты уже тем в него семя бросил дурное, и возрастет оно пожалуй...».

Наконец, черт говорит Ивану:

«Я в тебя только крохотное семечко веры брошу, а из него вырастет дуб – да еще такой дуб, что ты, сидя на дубе-то, в «отцы пустынники и в жены непорочны «пожелаешь вступить».

Достоевский утверждает, что душа Ивана – добрая земля для слова Божия, что вырастет еще в душе его могучий дуб веры. В одном из своих поучений Зосима прямо обращается к притче о сеятеле:

«Бог взял семена из миров иных и посеял на сей земле и взрастил сад свой, и взошло все, что могло взойти, но взращенное живет и живо лишь чувством соприкосновения своего таинственным мирам иным; если ослабевает или уничтожается в тебе сие чувство, то умирает и взращенное в тебе».

Это объяснение притчи Иисуса Христа, как ее понимают Зосима и Достоевский: «...взошло все, что могло взойти...». То есть взошло лишь посеянное на доброй земле.

Обращается в «Братьях Карамазовых» писатель и к Притче о блудном сыне.

В рассказе Ивана Алеше появляется некий Ришар, который, «как блудный сын в Евангелии, желал ужасно поесть хоть того месива, которое давали откармливаемым на продажу свиньям, но ему не давали даже и этого...».

Вот это место в Евангелии: «...он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему».

В притче Христа отец радовался и веселился возвращению сына, простив ему прошлые прегрешения. Достоевский же, уподобив Ришара библейскому персонажу, рисует финал земной до фантасмагоричности. Как и блудный сын, Ришар ожил и нашелся, уверовал в Бога; пасторы, судьи и благотворительные дамы, проповедовавшие ему веру, полюбили его и ... казнили за то преступление, которое он совершил, еще будучи «мертвым и пропавшим».

Ту же идею, что и притча о блудном сыне, несет и еще одна притча – о заблудившейся овце, к которой обращается в «Братьях Карамазовых» Зосима:

«Только бы покаяние не оскудевало в тебе – и все Бог простит... А об одном кающемся больше радости в небе, чем о десяти праведных, сказано давно...».

Христос так объяснял ученикам смысл этой притчи: «Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии».

Очевидно, что притчи о заблудившейся овце и блудном сыне звучат в произведениях писателя призывом к покаянию и милосердию.

... Раскольников, Соня Мармеладова, Рогожин, Настасья Филипповна, Ставрогин, Иван и Митя Карамазовы... Грешники, распутницы, убийцы. Излюбленные персонажи сочинений великого русского писателя. Мысль о том, что Господь простит и их, никогда не покидала Достоевского. И веру в это он черпал, в том числе, и в притче о фарисее и мытаре:

«...два человека вошли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь. Фарисей, став, молился сам в себе так: Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь: пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю. Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаз на небо; но, ударяя себя в грудь, говорил: Боже! будь милостив ко мне грешнику! Сказываю вам, что сей пошел оправданным в дом свой более, нежели тот: ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится».

В заключении можно добавить, что неоднократное обращение Ф. М. Достоевского в своем творчестве к притчам – о сеятеле, о талантах, о блудном сыне, о заблудившейся овце, о богатом и Лазаре, о фарисее и мытаре – обусловлено его исключительным вниманием к моральному учению Христа, иллюстрацией которого они являются.

Достоевский идет «узким путем», указанным некогда Спасителем. Перенося евангельских героев в современную ему действительность, писатель утверждает непреходящее значение моральных уроков Священного Писания.

Однако Достоевский – не только моралист, но и мистик. Философ-экзистенциалист и эссеист Лев Исаакович Шестов, чьи идеи о писателе парадоксальны и спорны в высшей степени, тем не менее, справедливо отметил: «Подобно тому, как Соня и Раскольников, распутница и убийца, ищут своих надежд лишь в воскресении Лазаря, так и сам Достоевский видел в Писании не проповедь той или иной морали, а залог новой жизни, ... он рвется обратно к истине откровения о живом Боге».

Еще справедливее было бы сказать так: Достоевский видел в Писании не только проповедь той или иной морали, но и залог новой жизни.

А история подаренного Достоевскому Евангелия одновременно стала и биографией писателя...